Читаем Миг власти московского князя полностью

— Кабы ты рот не разевал, может, он еще бы небо покоптил и за грехи свои пред людьми ответ держал бы, — заметил строго воевода. — Глядишь, и помучил­ся бы, прежде чем перед Вышним судом предстать…

— А что я? Один, что ли, виновен? Кто ж знал, что он под копыта кинется! — начал оправдываться коно­патый. — Стоял себе и стоял. Под нос бурчал чтой‑то. И тут как прихватится. То плелся еле живой, ногой за ногу цеплял, а тут скакнул, что твой заяц!

— Это верно, прям зверем скакнул. Может, не зря Косым прозвали? — откликнулся молчавший до этого Антип.

— Видать, ему на роду такая участь написана, — сказал воевода и поглядел на князя, ожидая его слова.

— Прав, видно, ты, Егор Тимофеевич. На все воля Божья. Хотел я принародно изверга суду придать, но не случилось. Значит, так уж суждено было. — Ус­лышав эти слова, стражники, ожидавшие сурового на­казания, облегченно вздохнули, но князь тем време­нем продолжал и обратился к ним, посмотрев исподло­бья: — Вас за недогляд прикажу наказать, чтоб впредь ворон не считали и дело свое исправно делали. — Он перевел взгляд на Антипа, с замиранием сердца ожи­давшего своей участи, и тем же тоном сказал: — Ты свое дело изрядно знаешь, тебя мне винить не в чем. Ты князя своего защищал от опасности. Надеюсь, что и впредь столь же проворен будешь. — Дружинник не­заметно облегченно вздохнул. — Ныне копье Антипа мечом карающим обернулось да грешника великого пронзило, — закончил Михаил Ярославич и улыбнул­ся краем рта.

Михаил Ярославич уже было направил коня к сво­им палатам, но потом вернулся к избе, чуть поодаль от которой так и лежало бездыханное тело грозного пред­водителя ватаги.

— Нынче с теми, кто в порубе сидит, вам, — обра­тился он к стоящим в сторонке Никите, Демиду и Самохе, — разобраться велю. Кого не допросили, допро­сите. И завтра поутру прошу ко мне с отчетом пожаловать. Это крайний вам срок. Пора и за другие дела браться. Ты, Егор Тимофеевич, можешь с ними не си­деть — у тебя и без того хлопот полон рот, — но уж прежде меня выслушай наших молодцов, — князь бросил веселый взгляд на троицу, внимавшую его сло­вам, — да совет мудрый дай. Вместе с ними и тебя ждать буду.

Знал бы князь, с какой неохотой он вспомнит через день на рассвете об этой назначенной им самим встрече и будет сожалеть, что не отсрочил ее на более поздний срок, не дал для расследования еще седмицу–другую, а поторопил своих бояр и верных слуг.


16. Сны сбываются


Холод из сеней ворвался через распахнутую отцом дверь и быстро проскользнул в закуток, где на лавке досматривала свой последний девичий сон Мария.

Проводив мужа до ворот, Ульяна вернулась в дом, скинула с плеч теплый платок и аккуратно положила на лавку. Вздохнула, вспомнив слова Юшко о том, что если не прояснится, то нынче вряд ли стоит ждать большого прибытка от торговли. Она тоже давно знала, что по таким непогожим дням, даже по праздникам, народ на торг не ходит — предпочитает по домам отсиживать­ся. Ульяна опять вздохнула и пошла будить дочь, кото­рая нынче проспала и дойку, и уход отца.

«Вроде и просидела весь вчерашний вечер дома, а угомонилась не враз, все о чем‑то шепталась с бабкой да хихикала, — подумала Ульяна, — вот ведь подруж­ку–старушку себе нашла. Не зря говорят: что старый, что малый — разум одинаков». Отодвинув занавеску, мать в сумраке увидела улыбающееся счастливое лицо дочери, которая спала безмятежным сном.

Ульяна смотрела на дочь, надо ее поднимать — что зря бока отлеживать, — но почему‑то не спешила это делать, не решаясь потревожить девичий сон. Что–то останавливало. Вспомнила упреки своей матери и свою, казалось бы, совсем недалекую молодость. Пролетела она, словно зимний денек. Ульяне стало жаль и себя, и свою дочку. Долго ли ей вот так в доме родительском нежиться? Станет мужней женой — не до сна будет, а краса от забот и хлопот быстро поблек­нет. Она закрыла занавеску и пошла к двери, но не ус­пела сделать и двух шагов, как услышала шорох и, обернувшись, увидела дочь.

— Что‑то ты нынче припозднилась, — враз поме­нявшись в лице, буркнула Ульяна недовольно.

— Спалось так хорошо. Такой я сон, маменька, ви­дела, — сказала мечтательно Мария, не обратив вни­мания на недовольство матери, — такой сон!

— Всю‑то жизнь проспать так можно! — отмахну­лась мать, всем своим видом показывая, что ей недосуг слушать бесполезные рассказы.

— Разве ж это жизнь? — проговорила дочка. — Вот во сне моем — жизнь настоящая! Кабы денек так прожить, и умирать не страшно было б!

— Что ж такое тебе привиделось? — заинтересова­лась все‑таки Ульяна, с любопытством посмотрела на дочку и, припомня юные годы, высказала свое предпо­ложение: — Небось жених — красавец писаный? Что ж еще девицам на выданье снится.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рюриковичи

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза