Миг власти московского князя

Однако, кажется, князь был одним–единственным, кого тяготило это ожидание. Мария была рада дням, которые ей удалось провести вместе с возлюбленным. Молодые бояре, знающие о намерениях Михаила Ярославича, занимались всяк своим делом. Одни, не от­кладывая на будущее, продолжали приглядываться к московским невестам, обдумывали, где бы поставить свой дом, а другие, решив искать суженных во Влади­мире, коротали время на дружеских пирушках и на ловах. И первые, и вторые спокойно дожидались, когда князь прикажет идти в поход.

Со времени приезда князя в Москву воевода, пожа­луй, лишь теперь вновь почувствовал свою нужность и был горд оттого, что ему первому изволил открыться Михаил Ярославич. Измаявшись от вынужденного безделья, Егор Тимофеевич помогал князю не без вну­треннего удовлетворения: как ни хороши молодые боя­ре, которые горазды на пирах да ловах отличаться, а для важных дел все‑таки его, старого воина, опыт по­надобился.

Не показывая своей радости — ведь ему было пору­чено весьма сложное и щепетильное дело — и даже ворча для порядка, воевода сразу после Покрова отпра­вился навещать рязанского князя.

К Ингварю Михаил Ярославич намеривался снаря­дить целый отряд, но воевода сразу воспротивился, по­скольку считал, что об этой поездке должно знать как можно меньше людей. Поэтому, кроме Андрея Половчанина, прозванного так то ли за внешность, то ли за его неукротимый нрав, Егор Тимофеевич взял с собой только троих из тех, кто уже был осведомлен о планах князя. Половчанин, несмотря на прозвище, был рожден на Рязанской земле, в какой‑то деревушке на Оке, и места здешние знал хорошо, потому выбор воеводы пал именно на этого коренастого воина, со скуластого лица которого редко сходила улыбка.

Ингварь, старший из сыновей великого рязанского князя Ингваря Игоревича, лишь по счастливой случайности избежал горькой участи, постигшей почти всех его родных: незадолго до того, как татарские тумены вторглись на земли княжества, он уехал в Новгород–Северский к черниговскому князю. Беды ли, обрушившиеся на него, или, может быть, прожитые годы, за которые он подрастерял былой пыл, но, так или иначе, стал Ингварь Ингваревич осторожнее и осмотрительнее.

Не забыл рязанский князь о данном Михаилу Ярославичу обещании вместе с ним пойти в поход, но по прошествии времени, поразмыслив обо всем хоро­шенько, решил, что самому ему против Святослава вступать не резон. Он принял посланника Михаила в своих недавно выстроенных палатах, по соседству с которыми стояли некогда наспех возведенные среди пепелищ хоромы. Егору Тимофеевичу он сообщил, что об уговоре помнит, но самолично прийти к Владимиру не сможет, мол, свое княжество и на день без защиты оставить нельзя, но московскому князю, как и догова­ривались, помощь свою непременно пришлет. На том и расстались.

Несмотря на хороший прием и очевидную благоже­лательность князя Ингваря, воевода отправлялся в об­ратный путь с тяжелой душой. Тягостное чувство не покидало Егора Тимофеевича все время путешествия. Он поначалу был склонен объяснять это свое состояние серыми сумрачными днями, то и дело начинавшим мо­росить противным холодным дождем, из‑за которого ныли суставы, но фраза, брошенная его молодым спутником, поставила все на свои места. «Будто по погосту едем», — поежившись, сказал Половчанин. Воевода согласно кивнул.

От его глаза тоже не укрылись и буйно поросшие бурьяном остатки сгоревших деревенек, и попадавши­еся кое–где обглоданные зверьем человеческие кости, с которых ветер сорвал пожухлую листву. Даже столь­ный город Рязанского княжества не обрадовал, хоть и отстраивался он заново, но как‑то уж очень неспеш­но, будто нехотя. Сразу вспоминалось, что Рязань и впрямь теперь возводится на костях. Какая же на по­госте может быть счастливая жизнь? Всех спутников явно угнетало запустение и сонное состояние, в кото­рое, кажется, были погружены жители несчастного княжества.

Обратный путь тоже казался нескончаемо длин­ным. Только когда маленький отряд, возглавляемый воеводой, переправился через Оку, Егору Тимофеевичу неожиданно почудилось: вокруг что‑то изменилось.