Миг власти московского князя

— Ты, никак, запамятовал: Святослав Всеволодо­вич престол владимирский наследовал по лествиничному праву![61] Занял его после смерти брата своего, тво­его, Михаил, отца! — кинул боярин, смущенный на­глостью молодого князя и вдруг почувствовавший опасность. Он развернул своего коня и, на ходу обер­нувшись, крикнул: — Не о чем нам с тобой, князь, го­ворить! Убирайся в свой удел!

Прибывшие с боярином переговорщики, последо­вали его примеру, важно потянулись за ним.

Михаил Ярославич, ничего другого от переговоров и не ожидавший, с трудом стерпел недопустимый тон боярина и, сжимая кулаки, наблюдал за людьми, кото­рые неспешно, в полном сознании своей исключитель­ности, двигались к распахнутым настежь воротам, как вдруг ему в голову пришла шальная мысль. Князь по­глядел на Никиту, тот, кажется, подумал о том же…

Громкий свист прорезал морозный воздух.

— Впе–р-р–ред! — заорал что было сил князь и, вскинув над головой меч, понесся к воротам.

Его люди словно только и ждали этого приказа.

Не успели владимирские вятшие преодолеть и по­ловину пути, как их уже обогнали всадники, во весь опор мчавшиеся к воротам. Охранявшие вход в город владимирцы, поняв свою ошибку, попытались прегра­дить путь летевшим им навстречу московитам, как про себя они именовали людей князя Михаила, но было уже слишком поздно.

Всего несколько десятков стрел успели послать вла­димирцы в сторону быстро надвигающейся в сумерках темной массы, и всего несколько мгновений длилась потасовка, завязавшаяся у так и не запертых ворот. И вот уже мимо них, мимо упавших в снег стражни­ков, словно бурная река, что прорвала запруду, хлыну­ли в город сотни московского князя, быстро растекаясь по улочкам и проулкам, сметая все на своем пути, к главной цели — к детинцу. Там невдалеке, чуть по­одаль от Успенского собора, епископского двора и Дмитровского собора, стоял великокняжеский дво­рец.

Дорогу к детинцу дружинники князя не забыли, а уж сам Михаил Ярославич и вовсе мог добраться до него с закрытыми глазами. Размахивая мечом, кото­рый, как оказалось, сегодня служил ему лишь для ус­трашения, князь диким ветром пролетел через Сред­ний город, едва ли не первым примчался к воротам де­тинца, не поняв даже, что по какой‑то причине стоят они распахнутыми, подлетел к крыльцу, спрыгнул с коня и побежал, перескакивая через ступеньки, на­верх — к горнице, к великокняжеским покоям.

Однако покои оказались пусты: Святослав Всеволо­дович из города сбежал! Наступившая ночь не позволи­ла тут же начать его поиски. Куда скрылся великий князь, никто из оставшейся в палатах дворни сказать не мог. Все клялись и божились, что он еще утром, ни­кому ничего не говоря, спешно собрался и покинул го­род через Серебряные ворота.

«Опередили, видно, вестники меня! — с досадой ку­сал губы князь Михаил. — Не успел тепленького взять да в глаза ему глянуть, выведать, за сколько он отца моего продал».

Наблюдая за тем, как, сжимая сломанную в бес­сильной злобе плеть, мечется по палатам Михаил Яро­славич, воевода думал о своем: «Хорошо, что Свято­слав сбежал. Иначе наверняка не видать нам Владими­ра, как своих ушей. Обороняли бы его не так лениво, как вышло теперь. В дружине Святославовой рубак от­чаянных немало. Многие бы с обеих сторон полегли. И неизвестно, кто бы верх тогда одержал. Здесь уж ни­какая лихость нам бы не помогла».

Услышав раздавшиеся из большой горницы, в ко­торой принято было принимать гостей, злобные вы­крики своего князя, адресованные дяде, Егор Тимофе­евич перекрестился и еще раз подумал о том, что побег Святослава — большая удача. «В такой‑то злобе и до пролития крови недалеко, — поглядел он с укоризной в сторону горницы, где князь продолжал что‑то кри­чать подвернувшемуся под руку Никите. — А ведь Святослав — какой‑никакой, а дядя ему. А ну как нет на нем вины? Мало ли что в Орде болтают, и еще неиз­вестно, кто все это Александру поведал, а Михаил уж готов стрыя на меч поднять. Негоже это. Негоже».

Дружинники, посланные князем на поиски Федора Яруновича, явились ни с чем: дом его был пуст и, как сообщили допрошенные соседи, боярин вместе с семей­ством, еще до Рождества уехал из города. Известие это подлило масла в огонь.

Пока Михаил Ярославич бушевал в бессильной ярости в великокняжеских палатах, воины, пришед­шие в город вместе с ним, делали свое дело — грабили под шумок зазевавшихся владимирцев, которые не удосужились покрепче запереть свои ворота. Правда, и крепкие запоры не всем помогли. В ту ночь из не­скольких десятков богатых дворов едва ли не подчис­тую было вынесено все, что привлекло внимание жад­ных до поживы воинов.