Миг власти московского князя

Посетил князя Михаила и киевский митрополит Кирилл, который уже несколько лет жил во Владими­ре. Пробыл в княжеских палатах недолго, словно хо­тел лишь посмотреть на человека, посмевшего про­гнать с престола родного дядю, получившего ярлык на княжение в самой Орде. Поглядел, удостоверился, что Михаил мало похож на своего брата Александра, кото­рого Кирилл благословил перед отправкой к Батыю и даже вручил запасные Святые Дары, и, недолго пого­ворив о том, как должно великому князю нести служ­бу, благословил Михаила и отправился восвояси.

Князь Михаил вздохнул с облегчением, выпрово­див наконец разговорчивого епископа, который, не чувствуя недовольства слушателя, все никак не мог прервать своих нравоучений. Сначала князь, как и по­добает доброму христианину, слушал служителя церк­ви с должным вниманием и почтением, но вскоре по­нял, что цель долгого разговора пастыря заключается не в проповеди добра и смирения, которыми следовало бы преисполниться новоявленному великому князю, а прежде всего в выяснении намерений Михаила. Сра­зу потеряв интерес к беседе, князь откровенно заску­чал, стал разглядывать гладкое лицо священнослужи­теля, его пухлые пальцы, придерживавшие на выпя­ченном животе большой золотой крест, покрытый голубой эмалью. Епископ не понравился Михаилу, но распрощался он с ним вполне благожелательно, по­обещав передать на благие дела, на нужды церкви и ее паствы богатые дары.

Закончив утомительную беседу, князь хотел было, как и собирался, отправиться на площадь, к народу, но, глянув в стрельчатое окно, понял, что уже слиш­ком поздно. Стукнув с досады кулаком по столу, он крикнул Демида, который тут же явился на зов и как мог успокоил князя, без утайки поведав о произошед­шем сходе.

День неумолимо клонился к вечеру. Пролетел этот первый день великого князя в одно мгновение.

Столько дел было намечено, но и половины из них не переделано. В сенях с самого утра томились в ожи­дании разговора с новым великим князем бояре. Когда епископ согласился благословить его на служение, Ми­хаил Ярославич ненадолго пригласил их в просторную горницу, а потом, по настоянию все того же епископа, вынужден был отослать назад. Прогнать бы всех, ос­таться одному, собраться с мыслями или, в конце кон­цов, отдохнуть — ведь две ночи подряд не смыкал век, — однако Михаил решил, что обижать бояр все-таки не следует.

Расторопный Макар, который, как и хозяин, и большинство людей князя, вторые сутки был на но­гах, убрал со стола опустевшую серебряную кружку, смахнул в ладонь крошки от пирога и по знаку Михаи­ла Ярославича распахнул двери, приглашая бояр в гор­ницу.

Многие из тех, кто гуськом входил в просторную горницу, освещенную несколькими ярко горящими в шандалах свечами, бывал здесь не единожды. Неко­торые из вошедших служили еще Ярославу Всеволодо­вичу, и потому лица их были знакомы князю, и он ки­вал дружески, но многих видел впервые и пригляды­вался к ним особенно внимательно. К счастью, бояре, словно почувствовав неуместность в данной ситуации длинных речей, коротко, но весьма цветисто высказа­ли свое почтение новому князю, превознося его сме­лость и ум и пообещав служить ему верой и правдой.

Князь, поблагодарив пришедших за все сказанное, с облегчением распрощался с гостями, которые, чинно раскланиваясь, потянулись к выходу.

Ночь выдалась черной–пречерной. Облака закрыли звезды, а бледный месяц, вчера сверкавший над голо­вами, как кривая татарская сабля, теперь едва был ви­ден за плотной завесой. Князь упал на высокое ложе, застеленное тонкими шелковыми покрывалами, и сра­зу же погрузился в сон. Когда утром сумрак в его опо­чивальне стал рассеиваться, Михаил Ярославич от­крыл глаза, удивленно осмотрелся вокруг и, поняв, что все произошедшее с ним не сон, глубоко вздохнул, положил руки за голову и уставился в нависавший над ложем полог, пытаясь разобраться в своих чувствах.

Все вроде бы вышло так, как он хотел, как задумал, но тем не менее его что‑то беспокоило, не давало в пол­ной мере насладиться своей удачей. Князь прикрыл глаза и, тут же увидев перед собой суровый лик отца, мгновенно понял, что именно это видение мешало без­мятежно радоваться своей победе.

Порой Михаил видел отца в своих тревожных снах, иногда даже разговаривал с ним, просил совета, а про­снувшись, всегда помнил мельчайшие подробности увиденного в грезах. На этот раз Ярослав Всеволодович предстал не в привычном живом образе, а таким, как его нарисовал живописец в небольшой церкви Спаса, что возвели близ Новгорода на речке Нередице.