Миг власти московского князя

— Али как, — равнодушно ответил Кузьма.

— А позволь узнать, почему не хочешь из попро­шаек уйти? С нашим‑то ремеслом всегда на кусок хле­ба заработаешь, голодным не останешься, — глядя пристально на долговязого оборванца, спросил с неко­торой обидой мужик.

— Что я тебе объяснять буду. Не нанимался, — ус­лышал он в ответ.

— Ишь, какой важный, — удивился Остап, но не отстал и даже подсел поближе. — Ну‑ка открой‑ка тай­ну, неужто твой кусок слаще моего будет?

— Слаще не слаще, а делать‑то ничего не надобно, сиди себе, да рожи корчи, — огрызнулся Кузьма и до­бавил лениво: — У тебя‑то, сам говоришь, какие–то премудрости постигать придется, а мне того делать не­охота.

— Да–а, Кузьма, — протянул удивленно Остап, — я тебя обучить хотел, думал помочь. Знаю по себе, любой бы за такую возможность обеими руками ухватился. А ты, вишь, упираешься. Пальцем о палец лень тебе ударить. Тебе с такими запросами не в хлеву надо было бы родиться, а в хоромах боярских. Больно ты ленив.

— Каков уж есть! — зло проговорил Кузьма и от­вернулся от собеседника.

— Что ж, дело хозяйское, я‑то другого себе найду, а вот ты, убогий, смотри не прогадай, — спокойно ска­зал Остап, поднимаясь с поваленного трухлявого дере­ва. Уже отойдя немного, оглянулся и как‑то горько за­метил: — Пироги‑то с неба не всегда падают.

— На мой век хватит, — вдогонку крикнул Кузьма и пробурчал тихо: — Благодетель нашелся.

Однако Кузьма ошибся, «пироги» очень скоро за­кончились. Из неведомых земель нагрянули орды, о зверствах которых ранее до стольного города только слухи страшные доносились. Как обычно, все надея­лись, что минует Киев злая участь других княжеств, и, как бывало не раз, радужные надежды не оправдались.

Некому стало подавать милостыню, кругом разру­ха и нужда, на всех общее горе — везде смерть и разо­рение. Обезлюдело некогда могущественное княжест­во: кто в битве погиб, кого в полон татарин увел. Но Кузьма избежал и смерти, и полона. Поскитавшись в окрестностях разоренной столицы, поняв, что щед­рых подачек теперь ждать не приходится, он решил вернуться в родные края.

Шел, спешил, а пришел — и чуть не заплакал от до­сады. На месте села над почерневшим от осенних дож­дей бурьяном торчали обгоревшие стены и остатки печных труб. Как он знал, мать давно — еще до наше­ствия — где‑то сгинула. Правда, ее судьба его не волно­вала, болью отозвалось лишь то, что на месте родитель­ского дома осталась только покосившаяся печь, кото­рой так и не довелось вдоволь попотчевать непутевых хозяев щами да пирогами. Он заночевал среди разва­лин, днем обошел все село, разыскивая, чем бы можно поживиться, и, не найдя ничего стоящего, следующим пасмурным утром отправился, куда глаза глядят. Он плутал по дорогам, пока однажды под вечер не натк­нулся на спрятавшиеся на краю леса постройки, в ко­торых обитало немногочисленное семейство бортника.

Угрюмый чернобородый бортник, похожий на мед­ведя, давно жил в глуши с женой и дочкой–подростком. Он и раньше‑то никому не доверял, из своего мед­вежьего угла выбирался лишь затем, чтобы отвезти на торг то, что смог взять у пчел, обменять воск и мед на нужные вещи, а после того, как где‑то под Киевом по­гиб его старший сын, бортник и вовсе замкнулся, ста­раясь реже оставлять свой дом. Однако оборванный, исхудавший юноша чем‑то привлек сурового мужика.

Кузьму приютили, накормили. Он прожил у этих людей несколько дней, помогая им по хозяйству, раз­влекая их рассказами о богатствах Киева, о своем жи­тье–бытье и о том, что ему довелось увидеть во время его долгих странствий. Как‑то за скромной вечерней трапезой бортник, хмуро глядя на Кузьму, предложил ему остаться у него, чтобы вместе работать в лесу. Юноша почти мгновенно согласился, со слезами на глазах благодарил за приют.

— Вот и ладно, — сказала хозяйка, тихая высокая женщина, и, дотронувшись краем темного платка до уголка глаза, положила руку на головку дочери и про­шептала, потупив взгляд: — За сына, Кузя, будешь.

Недолго, однако, Кузя жил у бортника. Еле–еле дождался он тепла и уже твердо знал, что уйдет от дав­ших ему кров людей не с пустыми руками, поскольку успел проведать, где хранят супруги нажитые за дол­гие годы ценности, и теперь ждал только удобного мо­мента. Тем временем и хозяин тоже пригляделся к но­вому члену семьи, понял, что он за человек. Хоть зи­мой работы было мало — борти новые подготовить, дров наколоть, воды наносить, скотину накормить — вот почти и все, но и этого Кузьме казалось слишком много. Как мог он отлынивал от любой работы или де­лал ее так, что уж лучше бы и не брался. Открытие не радовало, и однажды утром, когда радостное весеннее солнышко проникло через волоковое оконце в простор­ную чистую горницу, хозяин решил серьезно погово­рить с Кузьмой, наставить его на путь истинный, что­бы помочь взяться за ум.