Миг жизни

Но вскоре случилось непредвиденное. Неожиданно стала пропускать воду нержавеющая облицовка надреакторной шахты. Далее радиоактивная вода каким-то хитрым образом нашла в многометровой толще железобетона щель и стала истекать на территорию.

А водичка-то с активностью десять в минус четвертой степени кюри на литр!.. Тут уж было не до шуток. Поднялся скандал. В дело вмешался обком партии. Прикатила комиссия из Москвы. Навтыкали выговоров… Словом, упаси бог!

Дыру в бетоне отремонтировать не удалось. Знали только место выхода. Пытались инъектировать жидким цементом — не помогло. Да разве узнаешь, как она разветвляется, эта трещина! Может, весь бетон исполосовала… Да и опасно затыкать дырку. Вода не дура — возьмет и найдет другой ход. И еще неизвестно, какой лучше. Неприятнее всего, если уйдет в землю. Тогда поиски течи резко усложнятся…

Вот мы и решили — баста! Бассейн над корпусом реактора водой не заполняем. Перегрузку атомной активной зоны ведем всухую. И даже термин придумали для такого дела — сухая перегрузка…

В этом случае предполагалось, что из заполненного по самый фланец корпуса реактора урановая кассета таким же, как и прежде, манером будет «загарпунена» перегрузочной машиной и извлечена вверх в ту же надреакторную шахту, в которой на этот раз не будет воды…

Но тут как раз и начиналось то самое новое и неожиданное…

Кассета оказывалась в воздухе «голенькая». А от нее ни мало ни много — где-то тысяч пятнадцать рентген в час…

Ну да ладно. Об этом потом…

Я как раз к двум ночи пришел на вахту и первый должен был начать перегрузку по новому способу.

Готовил мне работу и сдавал теперь вахту начальник смены АЭС Вася Крамеров. И хотя мы ходили в одинаковом звании, Вася все же был менее опытным в этом деле, ибо заступил на должность всего полгода назад. А в общем-то мы были одногодки…

Вася был костист и длинен. Лицо имел, попросту говоря, лошадиное. Вид строгий. В целом же в его внешности угадывались еле уловимые доброта и беспомощность.

Когда же он стал начальником смены и обзавелся окладистой курчатовской бородкой, ощущение домашности и какой-то интеллигентской беспомощности в его облике еще более усилилось.

Но больше всего меня смешила его предельная серьезность в отношении ко всему этому ядерному железу (будь оно неладно!), к которому я давно уже питал откровенное презрение. Не знаю — почему… Труднообъяснимое чувство… То ли оттого, что известно мне было все это ядерное варево до мельчайших деталей и запахов, то ли оттого, что была во всеобще раздуваемом атомном ажиотаже, возвеличивании Его Убожества Атома, какая-то скрытая ложь или, по меньшей мере, недомыслие… Не знаю… Ибо, думал я, как можно любить то, что приносит смерть? Правда, я сбрасывал со счетов дьявольской силы престижность от сопричастности к «атомному джинну», но все же…

Запах в центральном зале стоял привычный — сладковато-тошнотный. Я поскользил туда-сюда ботинком по белой нержавеющей облицовке пола. Скользко. Заметил на поверхности металла влажноватые подсыхающие полосы. Ясно! Санпропускница Маруся только что протерла все контактом Петрова (дезактивирующий раствор из смеси керосина и кислот). Дело нехитрое… Ведро с раствором контакта, швабра и половая мешковина… Маруся в резиновых перчатках по локоть, словно акушер-гинеколог, берет тряпку, опускает ее в ведро, отжимает коричневый пенящийся раствор, накидывает мешковину на поперечину швабры и — пошла-поехала…

Вася Крамеров стоит у металлических нержавеющих перил и с важным видом смотрит вниз, на заполненный водой реактор.

Блестящая полированная штанга перегрузочной машины зависла над самым уровнем. Ею-то и придется сцепляться с кассетой и извлекать далее насухо в воздух…

Я подошел ближе.

— Смотри, — сказал Вася важным голосом.

Я посмотрел вниз, на дно шахты.

— Все понятно, — сказал я, увидев нехитрое древнее приспособление.

Из рифленого листового железа (другого не нашлось) был сварен лоток с высокими бортами и в виде мостика переброшен от фланца корпуса реактора к порогу бассейна выдержки.

Мысль простая: если кассета сорвется с захвата во время транспортировки, то упадет в лоток. Оттуда ее можно будет зацепить крюком крана и скинуть в бассейн, что называется, вчерную, свалив на дно… А что делать?

Вася Крамеров не внял моему ответу и стал нудно и долго объяснять, что-де вот ему и мне выпала великая честь первыми осваивать новую технологию перегрузки атомной активной зоны…

Зеленые, сейчас очень серьезные глаза его слегка блестели от еле сдерживаемого волнения. Плоские впалые щеки чуть запунцовели. Голос был вещающим и торжественным.

— Мне все понятно, — повторил я. — Чистейшая деревня, Васек…

— Какая деревня?.. — спросил он удивленно, но «Васек» ему явно не понравился, и вытянутое лошадиное лицо его помрачнело.

— Все понятно мне! — снова и уже раздраженнее сказал я. — Будем хватать палки (в разговорном обиходе у эксплуатационников слово «палка» означает суточную дозу по гамма-облучению).