Миг жизни

Я старался успокоиться, убедить себя, что пожар, быть может, пылает только в моем сердце, в моей дурацкой башке. Но внутреннее, глубинное беспокойство обострило во мне все чувства, меня стал раздражать и воздух, и стены этого дома, и паркетные полы в широкую елочку, натертые желтой мастикой. А в отделах было уютно. Смазливые девахи деловито восседали за кульманами. Поводит такая милашка карандашом по ватману, посидит, поболтает с подружками, хлебнет кофейку, пожует. Кругом на стенах наклеены вырезки из заграничных журналов — обладатели и обладательницы роскошных белозубых улыбок, статных плеч, шикарных автомобилей, загородных домов. Скучные, на мой провинциальный вкус, однообразные были тут картинки.

Я диву давался, приглядываясь к этой спокойной обстановочке, постепенно поддавался всеобщему гипнозу размагниченности, успокаивался.

«Может, все хорошо? Слышь, дурачина-простофиля, может, ты закомплексовал?»

И мне начинало казаться, что я здесь лишний.

Однако шло время, я «обрастал» информацией, увязывал концы, и волосы вставали дыбом. Недели две назад иду как-то по коридору и вдруг вижу родного «чужого» человека. Вытаращенные глаза, обалдевший, растерянный вид. Я-а-асно! Приехал с далекой стройки, потолкался по отделам, запутался, очумел. Знакомое дело. Давно ли и я таким был? В душе зародилась и толкнула к «чужаку» внезапная мысль: а что, если объединить усилия? Я вежливо так подкатил к нему, поздоровался. А он, дурень, вместо того чтобы радость проявить, своего не узнал, сиганул в лифт — и был таков.

Видно, разбираться самому, да пора и бабки на стол. Конторе дали тяжкую работу, связанную с реорганизацией, перераспределением трудовых и материальных ресурсов. Новое дело явно недостаточно подкрепили деньгами, лимитами на прописку, жильем. Опытных кадров со стороны не возьмешь, своими пока не разродились. Дальше. Институт худо-бедно сляпал сектор проектирования атомных электростанций, укомплектовал его гидромеханиками, гидротехниками и прочими специалистами, которые в атомной энергетике разбираются слабо. Во главе сектора поставлен сорокапятилетний энергичный и ловкий инженер по строительству бетонных плотин, некто Козис.

Девиз. Козиса был таков: не боги горшки обжигают. В пылу азарта он даже организовал изучение курса ядерной физики — по школьному учебнику.

Я сразу понял, что всунулся в этот дом в героическое для него время. Меня никто особенно не замечал, и я с большим любопытством (и возрастающей день ото дня тревогой) ко всему присматривался. У Козиса не было специальных знаний, но он обладал властью. Я — наоборот, и все же чувствовал себя довольно прочно, так сказать, на своей палубе. Впрочем, то была прочность стороннего наблюдателя, и неизвестно вовсе, какой буду я, когда притянут к делу. Но тем не менее знания и опыт у меня в кармане, ну а знание — сила.

Новоиспеченные атомщики ходили по коридорам спокойно и деловито, на технических совещаниях высказывались любопытные идеи, обсуждались различные варианты, да только ото всех их дел здорово попахивало именно гидротехническим опытом.

Время подпирало. Первоначальный запал пошел на спад. Внешний мир в лице заказчика и комплектующих организаций стал чаще спрашивать о результатах. Их все не было. На институт посыпались жалобы, кое-кто уже поговаривал про неотложные меры, вплоть до передачи проектирования АЭС организации, стоящей на более высоком уровне компетентности. Атомный сектор Козиса работал плотно и напряженно, но пока выпускал, как и следовало ожидать, техническую документацию с грубыми ошибками, срывал сроки выдачи проекта на стройку и в комплектующие организации. Сложные ситуации решались, как правило, компромиссом. Вызванный в очередной раз к министру, Козис занимал постоянную позицию: бейте, лупите, я не атомщик, делаю как могу. И сразу переходил в наступление, требуя помощи, лимитов на прописку, опытных специалистов.

После подобных встрясок он появлялся в институте утомленный, какой-то помятый, с побелевшим птичьим носиком, цвет которого являлся как бы индикатором глубины взбучки. Я нередко видел его в такие минуты, он молча ходил по кабинету с глубоко опущенными в карманы брюк руками, сгорбившийся, но во всем облике и глазах его, коричневых и не пускающих вглубь, читались упорство и непостижимая для меня воля.

Потом Козис собирал своих специалистов, и вновь начинались работы. За основу нового проекта взяли проект-прототип действующей Приморской АЭС, спроектированный и построенный другим министерством. Передирали, как говорится, безбожно, но без достаточного анализа.

Помнится, в один из своих приездов в столицу (тогда я еще работал на атомной электростанции) я задал вопрос в лоб главному инженеру проекта Гусликову:

— Вы соображаете, куда пашете?

Кудрявенький, седой, розовенький, он оторвал голову от вороха бумаг:

— Конечно же нет, милый Юрий Иванович. «Беда, коль пироги начнет печи сапожник». Это про нас. А вины за нами нет — приказ выполняем.

— Так взяли бы на ключевые посты знающих ребят.