Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

«Интересно, что делает этот мальчишка? — говорил себе Аугусто, который скорее не думал, а беседовал с самим собой. — Тот, что лежит ничком на земле. Наверняка рассматривает муравья! Муравей! Ха, одна из самых лицемерных тварей! Ничего не делает, только прогуливается, а мы думаем, будто он трудится. Совсем как вон тот лоботряс, что мчится как угорелый, толкает локтями всех встречных. Бьюсь об заклад, делать ему нечего. Да что ему, собственно, делать? Он лентяй, такой же лентяй, как… Нет, я не лентяй! Воображение мое работает неустанно. Лентяи — они, те, кто говорит, что трудится, а на самом деле оглушает себя и душит мысль. Вон тот, к примеру, урод шоколадник — ишь, примостился у самой витрины да орудует пестиком, чтобы его видели — этот эксгибиционист труда. Разве он не лентяй? Но что нам за дело, трудится он или нет? Труд! Труд! Лицемерие! Кто трудится, так это вон тот несчастный паралитик, что еле волочит ноги, вот это труд… Но я-то почем знаю? Прости, братец! — это он сказал вслух. — Братец? Братья в чем? Во параличе! Говорят, все мы дети Адама. И этот Хоакинито тоже сын Адама? Прощай, Хоакин! Ну вот, уже и автомобиль мчится, пыль да грохот! Ну, какой смысл в том, чтобы поглощать расстояния? Мания путешествий порождается топофобией[4], а не филотопией[5], заядлый путешественник убегает оттуда, где был, а не стремится туда, куда прибывает. Путешествия… путешествия… Ох, как неудобно с этим зонтиком!.. Боже, что это такое?»

И он остановился перед дверью дома, куда вошла изящно одетая девушка, увлекшая его за собой глазами, как магнитом. И только тогда Аугусто понял, что следовал за нею. Привратница глядела на него насмешливо, и ее взгляд подсказал Аугусто, что надо делать. «Этот цербер ждет, — сказал он себе, — что я спрошу — как зовут сеньориту, за которой я шел, да кто она, и, конечно, именно это и надо сделать. Можно было бы ничего не предпринимать, но нет, любое дело надо доводить до конца. Ненавижу незавершенность!» Он сунул руку в карман и нашел лишь один дуро^{39}. Не имело смысла теперь идти разменивать: и время потеряешь, и случай упустишь.

— Послушайте, добрая женщина, — обратился он к привратнице, не вынимая из кармана большого и указательного пальцев. — Не могли бы вы сказать мне — поверьте, это останется между нами — имя сеньориты, которая только что вошла?

— В этом нет никакого секрета и ничего плохого, сеньор.

— Тем более.

— Ее зовут донья Эухения Доминго дель Арко.

— Доминго? Быть может, Доминга…

— Нет, сеньор, Доминго; Доминго — это первая часть ее фамилии.

— Но когда речь идет о женщине, эта фамилия должна звучать Доминга. Иначе где согласование родов?^{40}

— Я с ним не знакома, сеньор.

— А скажите… скажите мне… — Пальцы все еще в кармане. — Как это она решается выходить одна? Она девица или замужняя? Родители есть?

— Она девица, сирота, живет с теткой и дядей…

— Со стороны отца или матери?

— Знаю только, что они ей тетка и дядя.

— Этого достаточно, и даже слишком.

— Она дает уроки игры на фортепьяно.

— А играет она хорошо?

— Ну уж этого я не знаю.

— Благодарю, чудесно, достаточно, и примите от меня за беспокойство.

— Спасибо, сеньор, спасибо. Не надо ли еще чего? К вашим услугам. Не желаете ли передать записку?

— Быть может… быть может, в другой раз… Но не сейчас… Прощайте!

— Располагайте мной, сеньор, можете быть уверены, что все останется в тайне.

«Итак, сеньор, — говорил себе Аугусто, удаляясь от привратницы, — вы видите, как я скомпрометировал себя в глазах доброй женщины. И поэтому теперь я не могу достойным образом просто оставить это дело. Если оставлю, что скажет обо мне сия примерная привратница? Итак, Эухения Доминга, да нет, Доминго дель Арко? Превосходно, запишу, не то забудется. Главное в искусстве мнемотехники — записная книжка в кармане. Как говорил еще мой незабвенный дон Леонсио: не забивайте себе голову тем, что умещается в кармане! Для полноты следует добавить: не забивайте себе карман тем, что умещается у вас в голове! А привратница? Как зовут привратницу?»

Он вернулся.

— Скажите мне еще одну вещь, добрая женщина.

— Чего изволите?

— А как вас зовут?

— Меня? Маргарита.

— Прекрасно, прекрасно. Спасибо.

— Не за что.

И снова Аугусто отправился в путь и оказался на проспекте Аламеда.