Микаэл Налбандян

И опять, опять это был он, Микаэл Налбандян, совершенное олицетворение гармонии слов и дела! Этот невероятно упорный и последовательный великий муж и мудрый учитель, живущий уже тридцать третий год своей жизни, скоро, очень скоро понесет свой крест на свою же Голгофу… А сейчас он был озабочен не только тем, чтобы поднять авторитет благотворительного общества, под прикрытием которого действовали Арутюн Свачьян, Серовбэ Тагворян и вся руководимая ими тайная революционная организация, он уже подготавливал и практическую почву для осуществления тех идей, которые провозглашал в никому не известном еще своем «Земледелии»…

А напряжение в Петербурге достигло уже высшей точки. Царское правительство лихорадочно искало повод всей своей мощью обрушиться на революционеров и расправиться с ними.

Долго ждать ему не пришлось. И повод, можно сказать, оказался очень кстати и вполне подходящий.

«…Случился пожар Щукина двора, и в Петербурге распространилась паника. Молва, под свежим впечатлением студенческих историй, приписывала пожар студентам. Конечно, это был очевидный вздор, слух мог быть пущен даже намеренно кем-нибудь, но это даже не разбиралось…

При всяких других обстоятельствах пожар прошел бы незамеченным (ведь Петербург видел пожары и больше, при императоре Николае сгорел даже Зимний дворец), теперь он имел роковое влияние на дальнейший ход внутренних мер и привел к последствиям совершенно неожиданным».

Повод, следовательно, нашелся, и он привел в действие заранее разработанный план.

План подробно излагался в докладной шефа жандармов князя Василия Долгорукова царю Александру Второму и прочих присовокупленных к ней материалах. Царь немедленно наложил на них свою резолюцию: «С главными мерами я совершенно согласен».

В своей докладной князь Долгоруков обращал внимание царя на «напряженное политическое состояние государства».

«События, последовавшие недавно в самой столице, подтвердили шаткость нашего общественного положения, — писал он, — обличая возрастающую с каждым днем смелость революционных происков, которая в особенности проявляется в сфере литераторов, ученых и учащейся молодежи, зараженных идеями социализма, при преступном, необузданном подстрекательстве со стороны находящихся за границею русских возмутителей».

Приложенные к докладной Долгорукова бумаги назывались «О полицейских мерах» и «О чрезвычайных мерах» В нервом из них, прямо опасаясь «государственного переворота», князь предлагал «опутать всю Россию сетью тайной полиции и агентуры». Но поскольку обстановка, по мнению шефа жандармов, сложилась слишком опасной, он предлагал создать следственную комиссию, которая должна была заняться расследованием деятельности группы лиц.

Петербургские пожары явились удобным поводом и для создания следственной комиссии. Шеф жандармов этого случая не упустил. Председателем срочно созданной комиссии был назначен «опытный инквизитор» князь А. Ф. Голицын.

Согласно распространяемым слухам поджигателями объявили студентов, а их подстрекателями — лондонских пропагандистов…

Герцен и Огарев сразу разобрались в политической подоплеке этой провокации. «Колокол» неоднократно спрашивал, найдены ли «поджигатели»? Но поскольку ответа на этот вопрос так и не последовало, «Колокол» заявил: «Поджигателей вне полиции не нашли, а в полиции не искали»[31].

А потом по высочайшему повелению последовало запрещение изданий «Современника» и «Русского слова».

И начались аресты…

Лондонский центр немедленно предложил свою помощь.

Александр Герцен — Николаю Серно-Соловьевичу.

20 июня 1862 г.

«Мы готовы издавать «Современник» здесь с Чернышевским или в Женеве — печатаем предложение об этом. Как вы думаете?»

В эти дни Серно-Соловьевичу было адресовано не одно только это письмо.