Микаэл Налбандян

«В Лондоне жил около трех недель… За это время всего-то рассказал Герцену пару анекдотов, относительно же России ничего ему не сообщал… G Кельсиевым познакомился в книжном магазине Трюбнера… Именно Кельсиев и привел меня в дом Герцена, где я познакомился с Альбертини, Перетцем, братьями Суздальцевыми… Бакунин упомянул об Налбандяне, что он хороший человек и хлопочет о дозволении жене Бакунина ехать в Лондон. Что же касается до намерения Бакунина с Налбандяном сблизить меня, то это с намерением, чтобы Налбандян посылал через меня переписку…»

Из показаний Николая Воронова

«Перед отъездом моим из Лондона Бакунин расспрашивал меня о Кавказе, интересовался тем общеизвестным фактом, что у восточных берегов Черного моря контрабандируют часто турецкие кочермы, провозя горцам порох и орудие и променивая это на живой товар — на горских девочек и мальчиков. Совершенное незнание Кавказа, кажется, родило у него предположение, что к предметам турецких кочерм можно присоединить и «Колокол», по крайней мере он обратился ко мне с просьбой, чтобы я ехал на Париж и повидался там с каким-то армянином (имени его Бакунин не назвал). На вопрос мой: кто этот армянин? Бакунин ответил: «Старый мой приятель, он теперь в Париже, но скоро будет в Петербурге; мне нужно, чтобы вы застали его в Париже и познакомили его с Кавказом».

Я промолчал.

Отъезжая из Лондона и прощаясь с Бакуниным, я снова услышал от него ту же просьбу — ехать на Париж; на мой отказ он сказал: «А может быть, вы раздумаете?..» Тогда я объявил ему решительно, что мною уже взят на пароход билет на Роттердам. Он, видимо, остался недоволен мною, но все-таки проговорил, что постарается снабдить меня на дорогу рекомендательными письмами. Напрасно я уверял его, что не в моем характере пользоваться рекомендательными письмами, он все же прислал мне на квартиру два письма. На одном из них значилось: «На Васильевский остров, в Биржевом переулке спросить Хафафяна для передачи Налбандяну», а на другом: «Маркизу де Траверсе»…

Из показаний маркиза Николая де Траверсе

«Знакомых в Петербурге имею довольно много, но близких почти никого, то есть таких, с которыми бы находился в каких-либо сношениях; в Харькове знаю Пимена Петровича Лялина. Что касается заграничных знакомых, то признаюсь, что находился в частной переписке с Бакуниным… Знакомство же мое с Лялиным давнишнее, и я его не видел восемь лет. Но по приезде из Лондона послал ему письмо Бакунина с одним господином Налбандяном. Налбандяна видел только раз, у Бакунина в Лондоне, Налбандян, как мне говорил сам, живет большей частью в Лондоне и ему случается видеться с Бакуниным. Так как мне не с кем было отправить это письмо, ибо никто из знакомых не ехал, кроме Налбандяна, то просил принять на себя этот труд… Мнение мое о Налбандяне, что он только коммерческий человек и не вступает ни в какую политическую деятельность, да и Бакунин, когда прислал мне письмо и с ним писал мне: он добрый человек, дал обещание принять участие в моей жене, и ни в какую политику не вступает…»

Из показаний Андрея Ничипоренко

«Кельспева с Серно-Соловьевичем свел я, так как они не были знакомы в лицо… Да, в Париже действительно получал от Герцена письма и печатные прокламации… Должен был встретиться с Джузеппе Гарибальди, но потом изменил решение… В Париже при передаче письма Герцена Тургеневу присутствовал и Налбандян… Тогда я и отдал визитную карточку Бакунина Налбандяну, который привез Кельсиеву паспорт турецкоподданного…»

«Ничипоренно всех и все выдает», — сообщал Александру Герцену Тургенев.

Но вернемся вновь к показаниям арестованных и обратим внимание на то, сколь немногословны и кратки Серно-Соловьевич и Чернышевский.

Из показаний Николая Серно-Соловьевича

«За границей я был несколько раз, частью для свидания с матерью, частью для ученых финансовых занятий. Поэтому за границей я знаком, с одной стороны, со множеством лиц, с которыми встречался в путешествии, с другой — с государственными людьми и учеными, с которыми ознакомили занятия.

С лондонскими изгнанниками и сообщниками отношений не имею, злоумышленной пропаганды против правительства не распространял, никаких сообщников не знаю и не знал».

Из показаний Николая Чернышевского

«Ни с кем из лиц, распространяющих злоумышленную против правительства пропаганду, и ни с кем из находящихся за границей русских изгнанников и ни с кем из их сообщников в России я не был ни в каких отношениях.

…Совершенно не знаю, на каких основаниях г. Герцену вздумалось, что я мог согласиться издавать с ним журнал, ибо никаких сношений с ним не имел, ни прямых, ни через какое-либо посредство.

…О воззвании к русским солдатам я ничего не знаю…Ничего такого не было. Эти сведения неосновательны…Предъявленная мне записка не моего почерка; я не признаю ее своею.