Микаэл Налбандян

Однако в скором времени бывший учитель и бывший его ученик вернулись в Константинополь. Еще через несколько месяцев, получив от правительства разрешение, Арутюн Свачьян начал издавать газету «Мегу». В лице молодого издателя и публициста передовая константинопольская интеллигенция нашла настоящего борца и бойца, чье перо беспощадно вскрывало пороки и заблуждения общества. Несколькими меткими и острыми словами Арутюну Свачьяну удалось сделать то, что не смогли сделать многие книги, речи и протоколы. «Сын народа и выразитель горестей, враг тирании и истинный и беззаветный поборник свободы» — вот Свачьян!

У «Мегу», выходившего раз в две недели, тоже был свой «граф Эммануэль» — Мечухеча. Личность демоническая, бесплотная и всепроникающая, Мечухеча мог летать по воздуху, мог уходить сквозь землю, мог даже обернуться кротом или муравьем, чтобы, оставаясь невидимым, незамеченным, наблюдать за деяниями людей… Он непрошеным гостем проникал в дома, присутствовал на семейных ссорах и прочих домашних, и не только домашних, происшествиях и обо всем этом с любезного согласия редактора публиковал в газете свои остроумные комментарии. Мечухеча разоблачал, двуличие константинопольских церковников, клеймил позором их непомерное честолюбие и выносил на всеобщее обсуждение. грубое и пренебрежительное отношение этих духовных пастырей к своему собственному народу. И если где-либо совершалось нечто преступное или недостойное, то там тут же оказывался и «Мечухеча с иронической улыбкой на устах, готовый немедленно метать язвительные стрелы»…

В лице своего нового друга — а заочное знакомство и приязнь к Свачьяну Микаэл с первого же шага на константинопольской земле постарался превратить в крепкую дружбу — Налбандян обрел своего очередного двойника.

И действительно, Арутюн Свачьян всем своим характером, своей неистощимой энергией, всей сутью своей натуры был очень похож на Микаэла Налбандяна.

С самого же начала Арутюн Свачьян заявил в «Мегу», что он обязуется «говорить правду и стоять стойко».

«Я тоже, — написал он еще в 1856 году, — поскольку взял на себя обязанность публициста, буду говорить с истинным патриотизмом, и пусть другие называют это предательством нации. Я с беспристрастной душой постараюсь рассмотреть все и смело, но без лицеприятия ука-вать препоны перед нашим национальным просвещением и прогрессом и назвать тех, кто их воздвигает, а также по мере сил и возможностей своих постараюсь убрать их. Указание же путей оставляю на усмотрение самой нации. Чтобы нация была передовой, могучей и счастливой, надо развивать вместе и ее богатства, и цивилизованность или, говоря иначе, надо найти способ получать одновременно и материальное богатство, и духовное!»

Сходство характеров и рода деятельности помогло Арутюну Свачьяну, как ранее и Степану Воскану, ощутить свое духовное, да и просто человеческое родство с Микаэлом Налбандяном. Учитывая ту пагубную в армянской среде привычку, когда в своей искренней и патриотической деятельности многие мыслители вместо того, чтобы объединить свои усилия, вдруг вступали в нелепую и не поддающуюся логическому осмыслению конкуренцию, в дикое соперничество, более свойственное потерявшим всякие нравственные ориентиры торгашам, не можешь не проникнуться добрыми чувствами к Арутюну Свачьяну и Степану Воскану, которые приняли и признали Микаэла Налбандяна как своего старшего товарища, как идейного вождя и мудрого советчика… Кстати, это нисколько не умалило их собственную роль в истории армянского народа. Союз этот многократно увеличил их силы, еще более расширил их совместные действия под руководством общенационального деятеля.

Еще совсем недавно Арутюн Свачьян с недоверием и подозрительностью относился к Степану Воскану и не скрывал такого своего отношения к нему, не упуская случая уколоть своими фельетонами и карикатурами газету «Аревмутк».

«Этот человек пишет скорее для французов, чем для армян… Не скажешь, что он не знает армян, — скорее армяне его не знают!»

Но достаточно было Арутюну Свачьяну узнать от Микаэла Налбандяна его мнение о Степане Воскане и газете «Аревмутк», чтобы безоговорочно поверить ему. Есть предположения, что еще давно, в бытность свою в Париже, Арутюн Свачьян познакомился, вероятно, со Степаном Восканом. Возможно…

Возможно даже, что именно от этого личного знакомства родилось у Свачьяна отрицательное отношение к Степану Воскану. В конце концов ведь могли же двое встретившихся в Париже молодых людей просто не понять или не принять друг друга!..

И сейчас, когда их прах давно уже слился с прахом их предков, хочется еще раз подчеркнуть высокое благородство этих честных и преданных людей. Людей, которые смогли не оспаривать первенство, которые сумели до конца довериться друг другу и которые нашли в себе мужество уточнить свои отношения сразу же, как представился к этому предлог. Вот как откликнулся Арутюн Свачьяп в своем «Мегу» на возобновление издания «Аревмутка»: