Микеланджело. Жизнь гения

Родившийся в Урбино в 1483 году, Рафаэль был младше Микеланджело на восемь лет, но уже некоторое время наступал ему на пятки. В чем-то они были похожи: обоих отличал огромный талант и ранняя творческая зрелость, неумеренное честолюбие и желание получать максимально возможную оплату. Как и Микеланджело, Рафаэль писал стихи, но, в отличие от Микеланджело, скверные. В остальном они казались антиподами. Если Микеланджело избегал общества и вел жизнь едва ли не отшельническую, то Рафаэль с легкостью привлекал к себе сердца и очаровывал. Его считали чем-то вроде бонвивана, он «был… человеком очень влюбчивым и падким до женщин и всегда был готов им служить»[658]. Если Микеланджело порицали за неряшливость и грязь, обыкновенно царившую в его жилище, то Рафаэль в конце своей карьеры переехал в роскошное римское палаццо, возведенное по последнему слову моды.

В Риме у Рафаэля быстро появилось множество поклонников и покровителей, в том числе зодчий Браманте, тоже родившийся в Урбино. В Италии XVI века такие детали, как происхождение из одной и той же местности, играли важную роль. Ощущение культурной идентичности означало, что итальянцы отделяли себя от французских варваров или, как выразился Бенвенуто Челлини, «этих скотов англичан». Однако на уровне бытового, повседневного общения флорентийцу уроженец Урбино представлялся чужеземцем, и наоборот, житель Урбино видел во флорентийце иностранца.

Урбино был колыбелью итальянской придворной цивилизации. Именно в этом городе в 1506 году происходит действие диалогов, включенных в состав трактата «Il Cortegiano» («Придворный»), призванного наставлять читателя в правилах придворного совершенства. Его автор Бальдассаре Кастильоне (1478–1529) был другом Рафаэля и позировал ему для одного из лучших портретов, одновременно утонченного и проницательно передающего глубокий внутренний мир модели. Хотя сам Рафаэль не появляется в этих диалогах, в них принимают участие многие из тех, кого ему случалось портретировать, например Джулиано Медичи и кардинал Биббиена. Рафаэль вполне органично ощущал себя в мире «Придворного». Кастильоне в своем трактате настаивал, что придворный должен уметь танцевать, петь, играть на музыкальных инструментах, вести занимательную беседу, ездить верхом, фехтовать, даже писать картины маслом, но все это, оставляя впечатление непринужденности, без всякого напряжения, свойственного плебеям. Коротко говоря, Кастильоне создал представление о том, каким должно быть благородному человеку (его трактат читали по всей Европе, включая Англию, где в 1561 году он был опубликован в переводе сэра Тома са Хоуби).

Искусство Рафаэля вызывало ощущение именно такого непринужденного изящества, тогда как в творениях Микеланджело явственно различались героические усилия и яростная страсть. Критик XVI века однажды заметил, что Рафаэль писал людей благородных, а персонажи Микеланджело сплошь напоминают грузчиков[659]. Разумеется, самого Рафаэля отличали придворные манеры. Ходили слухи, что Лев X намеревался пожаловать Рафаэлю кардинальский сан, однако этому замыслу помешала осуществиться ранняя смерть живописца. Подобные планы первосвященника также подчеркивают разительный контраст между художниками: невозможно представить себе Микеланджело в роли князя Церкви – он мог бы сделаться отшельником или мистиком, но никак не кардиналом.

Не исключено, что до того, как между ними разгорелось соперничество, переросшее во вражду, Рафаэля и Микеланджело связывала дружба. Во Флоренции Микеланджело совершенно точно поссорился с учителем Рафаэля[660]. По словам Вазари, он публично заявил Перуджино, что тот – «тупица в искусстве» («goffo nell’ arte»), но Перуджино, возможно, сам напросился на оскорбления. Вазари упоминает, что Перуджино, «когда убедился, что его затмила чужая слава, всецело заслуженная столь великим началом, стал колкими словами оскорблять всех, работавших на совесть»; он был столь уязвлен выпадом Микеланджело, что отправился жаловаться в полицейское управление, Отто ди Гвардия, но «вернулся без большой для себя чести»[661].

С другой стороны, Микеланджело мог быть весьма и весьма щедр и великодушен к молодым людям, которые хотели научиться искусству рисования, а Рафаэль был не только очарователен, но и хорош собой. Молодые художники во Флоренции и за ее пределами в середине десятилетия учились в особенности на новых, революционных произведениях Леонардо, но также на работах Микеланджело. Его покровители Аньоло Дони, Таддео Таддеи также заказывали картины Рафаэлю. («Таддео Таддеи, который, питая неизменную любовь ко всем людям творческого склада, пожелал видеть его [Рафаэля] постоянным гостем у себя дома и за своим столом»)[662].