Мокульский, если исходить из состава ваковского дела Бахтина, отзыв на бахтинскую диссертацию не написал. Зато Алексеев спустя восемь месяцев после полученного «заказа», то есть уже в марте 1948 года, прислал развернутую рецензию самого что ни на есть хвалебного свойства («исключительное явление нашей научной литературы», «выдающаяся работа», «настоящее событие в истории изучения литературы средних веков и Возрождения», «чтение работы доставляет истинное наслаждение», «каждая ее страница есть зрелый плод самостоятельной мысли» и т. п.). Общий вывод, к которому пришел Алексеев, совершенно недвусмысленный: «Труд, имеющий значение научного открытия, поражающий обилием счастливых находок, полный свежих мыслей и плодотворных результатов, не должен получить несправедливой оценки. Присуждение автору кандидатской степени, вместо докторской, я, по своему глубокому убеждению, счел бы оскорбительным не только для автора, но и для достоинства советской научной критики, которая, полагаю, в состоянии резко отличить выдающееся исследование от простой кандидатской компиляции. С другой стороны, присуждение автору, вместо докторской, кандидатской ученой степени столь чрезмерно повысило бы требования, предъявляемые к кандидатским диссертациям, что сделало бы невозможным дальнейшие защиты большинства из них. Присуждение М. М. Бахтину степени доктора филологических наук считаю вполне справедливым и вполне им заслуженным. Никаких других предложений я, со своей стороны, сделать не могу и позволил бы себе настаивать именно на таком решении».
Можно было бы ожидать, что в ВАК, получив столь однозначный ответ от авторитетного рецензента, вздохнут с нескрываемым облегчением (тратить время на возню с бумагами саранского доцента больше не надо!), выпишут Бахтину диплом доктора наук, а его дело передадут пылиться в архив. Но не тут-то было. 12 апреля 1948 года на очередном заседании экспертной комиссии принимается постановление о том, что диссертацию «Франсуа Рабле в истории реализма» следует отправить на отзыв еще одному члену-корреспонденту АН СССР — Виктору Максимовичу Жирмунскому.
Чем было вызвано такое развитие событий? Возможны три варианта объяснений. Во-первых, не исключено, что, согласно внутреннему регламенту ВАК, одного отзыва, пусть и самого положительного, для окончательного решения по делу Бахтина было недостаточно. Во-вторых, есть подозрение, что Бахтин стал жертвой банальной бюрократической перетряски: решение о направлении его диссертации на отзыв Мокульскому и Алексееву принимала экспертная комиссия по филологическим наукам, а постановление о передаче работы Жирмунскому выносила уже экспертная комиссия по романо-германской и классической филологии. Таким образом, новый, с формальной точки зрения, ваковский орган мог «перезапустить» бахтинское дело просто для удобства ведения документации. В-третьих, желание еще раз проверить работу Бахтина могло быть спровоцировано публикацией в центральной газете «Культура и жизнь» (номер от 20 ноября 1947 года) статьи В. Николаева «Преодолеть отставание в разработке актуальных проблем литературоведения». В этой статье, вышедшей после первого заседания экспертной комиссии, не только критиковалась деятельность ИМЛИ в целом, но и крайне негативно оценивалась диссертация М. М. Бахтина. «В ноябре 1946 г., — вещал В. Николаев, — Ученый совет института присудил докторскую степень за псевдонаучную фрейдистскую по своей методологии диссертацию Бахтина на тему “Рабле в истории реализма”. В этом “труде” серьезно разрабатываются такие “проблемы”, как “гротескный образ тела” и образы “материально телесного низа” в произведении Рабле и т. п.». Измышления В. Николаева о фрейдистском характере бахтинской методологии были высосаны из перепачканного чернилами журналистского пальца, но не отреагировать на выпад официального подразделения отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), которым была «Культура и жизнь», Высшая аттестационная комиссия, наверное, не могла. Назначение повторной экспертизы и было в таком случае частью требуемой «пропагандантами» и «агитантами» реакции.
Не дождавшись отзыва Жирмунского, экспертная комиссия возвращается к вопросу о диссертации Бахтина на заседании, состоявшемся 25 ноября 1948 года. Оно благодаря своему ономастическому «монизму» носило почти кафкианский характер. Достаточно сказать, что председательствовал на этом заседании профессор Яков Михайлович Металлов (бывший следователь Воронежской губчека), доклад о ситуации с диссертацией Бахтина тоже делал профессор Металлов, и, наконец, подписал итоговое постановление комиссии о том, что необходимо «ввиду сложности вопроса просить профессора Металлова Я. М. ознакомиться с диссертацией тов. Бахтина М. М. и доложить на следующем заседании экспертной комиссии», все тот же вездесущий профессор Металлов. Что тут сказать: не каждый литературовед способен быть единым во многих лицах. Профессору Металлову это удалось, и это не может не вызвать восхищения потомков.