Михаил Ефремов. Последняя роль

Почему “слабенькие стишки”, я не понимаю? Я читал песню председателя, гимн, и это выложено в сеть, ну что же вы не потрудились послушать? Может быть, вам бы понравилось. Это же был, понимаете, день рождения Пушкина. Я понимаю, что, как написал другой автор, писатель, “сравнимо выступление Быкова с ДТП со смертельным исходом – то, что он там прочел при поддержке московских властей”. Я хочу для авторов РЕН-ТВ сообщить, что я выступал там бесплатно, как и все. И вообще это было в рамках “Пионерских чтений”. Но это был день рождения Пушкина, поэтому я осмелился прочитать со сцены стихи Пушкина. Я не знал, что это нельзя, понимаете? Наверное, если я сказал, что Ефремова надо распять, то это сошло бы мне с рук. Но то, что Пушкина нельзя в день его рождения, – я не знал, господа, ну что же такое, правда? Он был неплохой человек, и даже государь сказал, что он ему прощает (правда, это было на смертном одре). Но он печатался, и его признавали не самые последние люди; например, лояльный очень Жуковский считал его недурным стихоплетом. А тут – “слабенькие стишки”… Это не про коронавирус стишки, а про чуму. И главное, выступление это находится в общественной доступности: там, кроме Пушкина, ни единого было не сказано слова, все – дословные цитаты. Что же вы делаете, ребята, давайте не строить себе такой ад?

И если говорить чуть серьезнее, то, понимаете, в чем адскость этой жизни сегодня? Натравливание постоянное. Они, вероятно, думают (те, кто дирижирует этим хором), что они таким образом помогают сплочению нации. Нет, они делают вот то самое, что сказал господин Патрушев: они разрушают цельность народа. Ведь Патрушев специально предупредил об этом в интервью “Аргументам и фактам”: вы разрушаете целостность народа, вы натравливаете одну его часть на другую: вы что, действительно это на деньги Запада делаете? Я-то не имею доступа к вашим финансовым ведомостям. А в принципе, это очень дурно пахнет.

И та атмосфера, которая насаждается, тоже ужасна. Тот ад, в котором оказался, в который загнал себя Ефремов, – это не дай бог, я злейшему врагу не пожелаю этого, потому что это грех и это его вина. Но почему же вы все время требуете, чтобы все его топтали. Во-первых, дождитесь суда, который проведет психиатрическую экспертизу, назначит полную экспертизу ему, узнает, как все это было, узнает детали, – и тогда называйте его убийцей, но зачем же топтать закон? У нас и так его не очень много. И конечно, я никогда не пожалею, я всегда буду гордиться тем, что я работал с Ефремовым, что я его знал тогда. Что с ним случилось сейчас и какой он – я вообще в последний год не виделся с ним, если не считать одного нашего интервью, во время которого он казался мне абсолютно адекватным.

Но мне очень жаль, что я мало с ним общался. Может быть, я сумел бы почувствовать его какое-то психологическое неблагополучие и от чего-то его спасти. Потому что я знаю столько людей, которым он помог в разное время, помог словом, помог делом; и я уже не говорю о том, что зачеркивать сделанное им в искусстве – это просто нерасчетливо, у нас не так много хорошего кино. При этом еще раз говорю: сделанное – чудовищно, случившееся – ужасно. Сколько раз хотите я это буду повторять. Но требовать отречения, как требовали при Сталине, – господа, ну опомнитесь вы немножко: если к каждому из вас присмотреться, там можно увидеть такое, что просто, знаете, волосы на голове дыбом встанут. Но это ладно, разумеется».

Андрей «Орлуша» Орлов, подельник:

Не спрашивайте меня, почему я никак не реагирую на произошедшее с Ефремовым. Не спрашивайте, почему я не оправдываю и не осуждаю его. В отличие от большинства комментаторов случившегося, я близко знаю Мишу много более 40 лет. Близко. С тех самых пор, когда он еще хотел стать великаном. Я видел его, поверьте, всяким. Красивым и уродливым, великим и низким, умным и глупым, талантливым и бездарным. Никогда не видел я Ефремова мелочным, жадным, подлым или лживым. Ни-ко-гда.

Я видел его забывшим, как зовут его самого и меня, и друзей, и самых близких, и отца родного. Пусть кто-то из резвящихся сейчас мемуаристов скажет, что с ним самим (не с Ефремовым, а с ним самим) такого не бывало.

Я видел его в ситуациях, когда он, Миша, совершал благороднейшие поступки «просто так», для прикола. Для прикола, по определению невозможного и не вообразимого большинству из тех, кто сегодня вспоминает «Ефремовские куражи». Вам, гагары, недоступно.

Мы с Ефремовым похоронили множество друзей. Конечно, их уходы оправдывались похожестью на судьбы Моррисонов, Джоплин, Цоев и Кобейнов, но наши Шкаликовы, Крупновы, Курёхины, Бахыты все равно были роднее и своее. Мы их хоронили, с ними спали наши бабы, ими спеты наши песни про то, что если все сдохнут, то приличных людей на твоих похоронах не будет.

Мнац! Баша! Ключ! Сотни! Тысячи! Где вы?!!!