«Милый любезный друг Мишенька, – пишет она, – конечно, мне грустно, что долго тебя не вижу, но, видя из письма твоего привязанность твою ко мне, я плакала от благодарности к Богу. После двадцати пяти лет страдания любовию своею и хорошим поведением ты заживляешь раны моего сердца. Что делать, Богу так угодно, но Бог смилосердится надо мною, и тебя отпустят. Меня беспокоит, что ты без денег. Я с десятого сентября всякий час тебя ждала, а 12 октября получила письмо твое, что тебя не отпускают. Целую неделю надо было почты ждать. Посылаю теперь тебе, мой милый друг, тысячу четыреста рублей ассигнациями, да писала к Афанасию[420], чтоб он тебе послал две тысячи рублей. Надеюсь на милость Божию, что нынешний год порядочный доход получим, но теперь еще никаких цен на хлеб нет и задаром жалко продавать. Невестка Марья Александровна была у меня и сама предложила написать к Афанасию, и ты верно через неделю получишь от него 2 тысячи; еще теперь мы не устроились. Я в Москве была нездорова, оттого долго так и прожила, долго ехала, слаба еще была и домой приехала 25 июля, а тебя моего друга ждала в сентябре, и до смерти мне грустно, что ты нуждаешься в деньгах; буду посылать всякие три месяца по 2,500 рублей, а всякий месяц уже слишком помалу, а, может, иной месяц мундир надо сшить. Я долго тебе не писала, мой друг, всякий час ждала тебя, но не беспокойся обо мне: я здорова. Береги свое здоровье, мой милый. Ты здоров, весел и хорошо себя ведешь. Я счастлива истинно, мой друг, забываю все горести и со слезами благодарю Бога, что он на старости послал в тебе мне утешение. Лошадей тройку тебе купила, и говорят как птицы летят; они одной породы с буланой и цвет одинаков, только черный ремень на спине и черные гривы; забыла, как их называют. Домашних лошадей всех шесть, выбирай любых: пара темногнедых, пара светлогнедых и пара серых, но здесь никто не умеет выезжать лошадей; у Матюшки силы нет, Никанорка объезжает купленных лошадей, но боюсь, что нехорошо их приездит. Лучше, думаю, тебе Митьку кучера взять можно до Москвы в седейки (?), его отправить дня за четыре до твоего отъезда. Ежели ты своих вятских продашь – и сундучок с мундирами, и с бельем с ним можно отправить; впрочем, как ты сам лучше придумаешь: тебе уже 21 год. Катерина Аркадьевна переезжает в Москву, то в Средниково тебе не нужно заезжать, да ты после тех ни разу не писал к Афанасию Алексеевичу; чрез письма родство и дружба сохраняются; он друг был твоей матери и любил тебя, как родного племянника, да к Марье Акимовне и Павлу Петровичу[421] хоть бы в моем письме приписал два слова. Стихи твои, мой друг, читала, бесподобны, а всего лучше меня утешило, что тут нет нынешней модной неистовой любви. И невестка сказывала, что Афанасию очень понравились стихи твои, и очень их хвалил, да как ты не пишешь какую ты пьесу сочинил комедию или трагедию?[422] Все [ко всему], что до тебя касается, я неравнодушна; уведомь обо всем (?), коли можно, и пришли через почту. Стихи твои я больше десяти раз читала. Скажи Андрею[423], что он так давно к жене не писал; она с ума сходит, все плачет, думает, что он болен. Achetez quelque chose pour Дарья[424], elle me sert avec beaucoup d’attachement. Очень благодарна Екатерине Александровне, что она обо мне помнит, но мое присутствие здесь необходимо. Степан очень прилежно смотрит, но все как я прикажу – то выходит лучше. Девки, молодые вдовы замуж не шли – беспутничали. Я кого уговариваю, кого на работу посылаю и от 16 больших девок 4 только осталось, и вдовы все вышли, иную подкупили, и все пришло в прежний порядок. Как Бог даст милость свою и тебя отпустят, то хотя Тарханы и Пензенской губернии, но на Пензу ехать слишком 200 верст крюку. Из Москвы нужно ехать на Рязань, Козлов и на Тамбов, а из Тамбова на Кирсанов в Чембар. У Екатерины Аркадьевны на дворе тебя ожидает долгуша, точно коляска, перина и собачье одеяло; может, еще зимнего пути не будет. Здесь у нас о всю пору совершенная весна среди дня, ночью морозы только велики.
[Идут разные незначащие поручения].
«Прощай мой друг, Христос с тобою, будь над тобою милость Божия. Верный друг твой Елизавета Арсеньева. 1835 года 18 октября… Все-то мне кажется, мой друг, что тебе денег мало, еще сто посылаю тебе, всего 1,500 рублей».
Приложение III
Le 12 Octobre. Moskou. (1832).