И все-таки, несмотря на аплодисменты и шумные вызовы автора, успех «Ивана Сусанина» оказался небесспорным. Аристократическая часть публики презрительно назвала оперу «кучерской музыкой» за русский ее характер (а это, несомненно, и было лучшей для нее похвалой!). Зато со стороны демократической части публики, заполнившей театр на последовавших представлениях и уверовавшей теперь в существование «Русской оперы», прием был подлинно восторженным. На злобные выпады Булгарина и его клики критическими статьями горячо откликнулся друг и единомышленник Глинки В. Ф. Одоевский.
Первое представление «Ивана Сусанина» в Москве состоялось 7 сентября 1842 года, незадолго до премьеры второй оперы композитора — «Руслан и Людмила» в Петербурге.
На премьере «Ивана Сусанина» присутствовал А. С. Пушкин. Через несколько дней на дружеском обеде у А. В. Всеволожского и он принял участие в коллективном сочинении куплетов для шуточного канона, который тут же и был исполнен на музыку В. Ф. Одоевского:
Пой в восторге, русский хор!
Вышла новая новинка.
Веселися, Русь! Наш Глинка
Уж не Глинка, а фарфор.
За прекрасную новинку
Славить будет глас молвы
Нашего Орфея — Глинку
От Неглинной до Невы.
В честь столь славные новинки
Грянь, труба и барабан,
Выпьем за здоровье Глинки
Мы глинтвейну стакан.
Слушая сию новинку,
Зависть, злобой омрачась,
Пусть скрежещет, но уж Глинку
Затоптать не может в грязь.
В конце года Глинке предложили место капельмейстера в Придворной певческой капелле, и он его принял. Эта деятельность была ему по душе, а о втайне недоброжелательном отношении к себе со стороны директора капеллы, завистливого и недаровитого композитора А. Ф. Львова, он отлично знал. Оно тем менее смущало его, что внешне тогда ничем еще не проявлялось, и Глинка охотно слушал в исполнении Львова скрипичные сочинения Гайдна и Моцарта, посещая его вместе с К. П. Брюлловым и Н. В. Кукольником.
«Иван Сусанин» не сходил со сцены, и отдельные номера из оперы, напечатанные нотоиздателем Снегиревым, лежали на пюпитрах фортепиано в домах, «где мало-мальски пели». Часто встречался Глинка также с В. А. Жуковским и А. С. Пушкиным. Но дома композитору было «не совсем хорошо». Светски-суетная жена, которой оказалось «недоступным» «все высокое и поэтическое», становилась ему все более и более чуждой. А в голове композитора зрели между тем новые творческие замыслы, обдумывание их требовало сосредоточенности и покоя. В результате после многих неприятных семейных сцен Глинка все чаще стал отправляться к приятелям, братьям Н. А. и П. А. Степановым или Нестору и Платону Кукольникам, оставаясь у них иногда и по нескольку дней. Там он мог спокойно работать, а в домах Виельгорских и Одоевских встречаться с интересовавшими его людьми, прежде всего музыкантами и художниками.
Близко наблюдавший тогда жизнь Глинки Н. А. Степанов метко изобразил некоторые из ее моментов в серии рисунков, иногда юмористических.
Осенью 1837 года по просьбе О. А. Петрова Глинка сочинил для А. Я. Петровой-Воробьевой и включил в «Ивана Сусанина» добавочную сцену Вани у ворот монастыря (на слова Н. В. Кукольника). Эта ария, дополнившая образ юноши чертами зрелой мужественности, стала одним из замечательнейших номеров в опере, и певица неизменно имела в ней большой успех.
«С оперою Глинки является то, чего давно ищут и не находят в Европе — новая