Михаил Коцюбинский

Коцюбинский присутствовал на торжествах в Полтаве делегатом от Черниговской архивной комиссии, а также от литературно-музыкально-драматического кружка. На торжественном заседании он прочел на украинском языке. приветственный адрес, подписанный Подвойским и другими черниговцами. Остальные адреса городской голова Полтавы, несмотря на громогласный протест всех присутствовавших, на родном языке оглашать запретил.

В те годы юбилейные торжества и культурные мероприятия часто выливались в открытые демонстрации протеста против произвола и ограничений царских властей. В декабре 1904 года в Киеве праздновали тридцатипятилетний юбилей И. С. Нечуя-Левицкого. Триста гостей, присутствовавшие на этом юбилее, подписали резолюцию против цензурных ограничений. Резолюция была послана министру внутренних дел, и в ней были выдвинуты требования об упразднении запрета печатать книги на украинском языке. Среди прочих подписали эту резолюцию и Коцюбинские.

Возвращаясь из Полтавы, отец заехал в Николаев, Херсон и Одессу. В Николаеве он побывал на судостроительном заводе, в адмиралтействе, в торговом порту, который в то время был одним из первых на юге по экспортированию хлеба, посетил винокуренный завод и табачную фабрику. Коцюбинский наблюдал, как грузят зерно, осматривал ссыпные пункты. На перевалочном узле в облаках пыли перелопачивали, веяли, ссыпали в мешки и взвешивали зерно одни только женщины, получавшие куда более низкую оплату, чем мужчины. Женский труд использовался и в винокурне. Медицинская помощь там совершенно отсутствовала. От осколков битой посуды у работниц постоянно были изранены руки. На табачной фабрике работали и дети. Отец был потрясен увиденным.

В начале 900-х годов Коцюбинский печатается в журнале «Киевская старина». Ему удается издать в Киеве и первый том своих произведений. В 1903 году выходит третий томик рассказов Михаила Михайловича во Львове. Называется он «Поединок».

К концу 1903 и началу 1904 года относятся замечательные лирические стихотворения Коцюбинского в прозе: «Тучи», «Усталость», «Одинокий», объединенные общим названием «Из глубины».

Большие вопросы искусства решались здесь в форме тревожной личной исповеди. Взволнованные, ритмически организованные строки несли читателю раздумья о судьбах творчества и душе поэта.

«Когда я смотрю на тучи — детей земли и солнца — которые, ввысь поднявшись, кочуют в дальние дали — мне кажется, вижу перед собою душу поэта.

Я узнаю ее. Вот она, чистая, белая, в жажде неземных наслаждений плывет в голубых просторах, трепеща от желания песни.

Я вижу ее. Большая, тяжелая, полная скорби мира и невыплаканных слез, темная от жалости к несчастной земле…

Я знаю ее. Мятежная, вся объятая огнем, вся пылающая великим и праведным гневом. Мчится неистово по небу и подгоняет ленивую землю золотым прутом. Вперед… вперед… быстрее вместе с нею… в миллион раз быстрее в просторах… И зовет так, чтобы все услыхали, чтобы никто не спал, чтобы все проснулись…

Летом 1904 года Коцюбинские отдыхали в Крыму. Посетили дорогие по воспоминаниям места, заглянули в монастырь, где Коцюбинский был до того в 1896 году.

«Выехали мы часов в восемь с половиной утра на линейке (2 лошади)… — писал он тогда Вере Иустиновне. — Подымаемся все выше, кружась так, что Чатырдаг то вправо, то влево от нас. Горы — Урага, Бабуган и другие — растут на глазах, а долина, из которой мы выехали, опускается, словно проваливается… Туманы тут уже гуляют почти каждую ночь и увлажняют дорогу… Лес становится все больше, все гуще. На дороге пусто, ни души. Глухо. Потянуло холодком… Наконец въезжаем в густой, чудесный буковый лес… Свет в лесу чудесный, какой-то зеленый, словно бенгальский огонь… Лес становится все более могучим… только бук да бук… Въехали в межгорье. С одной стороны — стена, с другой стороны — стена. Над деревьями ленточка неба, словно голубая дорога. А ущелье становится все уже… Делается страшно, словно находишься под землею… На фоне свежего, как весною, леса открываются белые каменные ворота, из-за которых выглядывают шарообразные черные купола церкви, увенчанные золотыми звездочками. Приехали…

По двору ползают сонные мухи — монахи. Но они лишь кажутся сонными. Только затронешь их — и они тотчас оживут и станут выносить сор из избы… послушаешь, так любой из «братьев» вор и разбойник.

Моральная неопрятность дополняет картину внешнюю. Среди роскошной природы монастырь с его братией, святынями и суевериями кажется отвратительным пятном, зловонной кучей нечистот».

Монастырский быт заинтересовал Михаила Михайловича, отец хотел даже в 1904 году вступить послушником в Кузьмо-Демьяновский монастырь.

В новелле «В грешный мир» Коцюбинский описал духовное возрождение молодых послушниц, вырвавшихся из монастыря. Только здесь, на воле, «в грешном мире», они почувствовали себя людьми. Только здесь слово «сестрица», которое в монастырских застенках потеряло свой истинный смысл, зазвучало для них гордо и трепетно.

Отразились «монастырские» впечатления Коцюбинского и в другом его рассказе — «Под минаретами», о котором уже говорилось.