Михаил Коцюбинский

Михаил Михайлович получал для распространения противоправительственную литературу из Киева от Константина Лукича Хохлича (партийная кличка Кириллова). В делах жандармерии сохранились две квитанции на отправку отцу этой литературы. С Хохличем отец позже сотрудничал в украинском сатирическом еженедельнике «Шершень», который выходил в Киеве в 1906 году.

Среди книг, которые Хохлич посылал отцу, были политические брошюры: «Долой произвол, насилие над гражданами», «К Девятому января», «Кто народу враг», «Почему у нас до сих пор нет избирательного права», «Швейцарский союз», «Приложение тактики и фортификации к народному восстанию», а также «Манифест Коммунистической партии».

Литература присылалась отцу на протяжении трехчетырех лет. Из жандармских документов узнаем, что К. Л. Хохлич, работая почтовым чиновником в Киеве, дважды привлекался к судебной ответственности — в 1902 и 1905 годах[42]. Во время неоднократных обысков у него обнаружили не только адреса прогрессивных деятелей того времени, в том числе и М. М. Коцюбинского, но и много противоправительственной литературы, связанной в большие пачки.

Из протокола дознания по делу Хохлича от 20 сентября 1902 года известно, что он, обладая немалым опытом в конспиративной работе, весьма умело транспортировал получаемую им из Львова нелегальную литературу, в чем ему помогал Степан Дроздов, тоже почтовый чиновник, работавший где-то в провинции. Они договорились, что нелегальные издания один из них вкладывает в последнюю минуту перед отправкой в почтовую сумку, а другой незаметно вынимает их после прибытия сумки на место. Хохлич был тесно связан с продавцом книжного магазина «Киевская старина» Василием Степаненко — близким знакомым Коцюбинского. Степаненко еще раньше, как служащий страховой конторы «Надежда», также получал нелегальную литературу, посылаемую на Украину из Львова при помощи Ольги Франко. Таким образом, связи отца были не случайными и имели свою длительную историю.

На допросе у начальника Черниговского жапдармского управления, куда Коцюбинского вызвали в качестве свидетеля по делу Хохлича, отец категорически отрицал знакомство с последним, о чем и записано в протоколе — допроса: «Бывшего чиновника Киевской почтовой конторы Константина Лукича Хохлича я совсем не знаю, впервые слышу эту фамилию. Никогда никаких денег ему не высылал, не переписывался… ни от г. Хохлича никаких посылок не получал, ни от имени Кириллова»[43]. У отца был уже достаточный опыт конспирации.

В оценке событий тех лет Коцюбинский проявлял политическую зрелость и зоркость. Горькой иронией наполнены его слова по поводу пресловутого царского манифеста 17 октября 1905 года. «У нас теперь в Чернигове стало немного тише, если считать тишиной «усиленную охрану», — пишет он в одном из писем. — Да, нас уже ничем не удивишь. Нам дали столько доказательств «действительной неприкосновенности личности», убивая детей штыком и саблей в день объявления манифеста, а затем в страшные дни контрреволюции (читай — разбоя), что теперешние аресты совсем невинных людей лишь еще лучшая иллюстрация к нашей… «свободе». И дальше: «…Посылаю Вам минифест 17 октября по-украински. Но на каком бы языке он ни был, все равно это бумажка — и только. Слова одни, а дела — другие…»

В письме к Франко от 22 ноября 1905 года отец пишет: «В воздухе пахнет реакцией, а значит, и порохом. Мы все полностью разуверились в искренности и добросовестности крючкотворного правительства, которое после манифеста 17-го отклоняется все больше вправо. У нас все надеются только на смертельный бой, в котором или поляжем, или победим. Близорукому оптимизму места нет».

Деятельность Коцюбинского не прекращается на всех этапах революции. Ольга Николаевна Пустосмехова вспоминает, с какими трудностями после спада революции организовывал Михаил Михайлович получение произведений Шевченко, Горького из-за границы. Газета «Искра» приходила в ее адрес, как более благонадежный по конспиративным соображениям. Она свидетельствует, что присылка «Искры» участилась после того, как были переданы через В. Г. Короленко Горькому средства, собранные в Чернигове для политэмигрантов. Жандармерия обеспокоилась столь активными действиями прогрессивных кругов Черниговщины и принялась за репрессии.

Под вечер одного осеннего дня отец и мать пришли домой очень взволнованные. Вуалетка на маминой шляпе была разорвана, а летнее пальто отца было в грязи и изодрано. С возмущением, перебивая друг друга, они рассказали, что в помещение статбюро, где проходило созванное по инициативе социал-демократической организации собрание статистиков, ворвались пьяные казаки и разогнали участников его нагайками.

Это было одно из «обычных» проявлений реакции, водворившейся в стране.

В своей общественной деятельности Коцюбинский использовал и некоторые легальные возможности. В этой связи прежде всего хочется упомянуть о его работе в «Просвите».