Михаил Коцюбинский

Юрко с отцом всегда ставили силки и ловили клестов, синичек, снегирей. Птицы помещались в клетках, которые висели возле бабушкиной комнаты в коридоре. Всю зиму птицы пели, свистали, чирикали на все лады, напоминая о летнем тепле. Торжественно в день благовещения отец вместе с нами выносил клетки из дому, ставил под елкой и по очереди открывал, отпуская птиц.

Собирали мы также коллекцию марок. Отец очень следил за тем, чтобы ни одна марка, особенно заграничная, от его многочисленной корреспонденции не попала в стоящую под письменным столом корзину. Он откладывал их и отдавал Юрку и Ромце. Любили мы и старинные монеты, среди которых были монеты в застывшей лаве, привезенные отцом из Италии. Отдельную коллекцию составляла мозаика из смальты; отец привез ее из Помпеи.

На рождество Михаил Михайлович вместе с цами украшал елку, стараясь доставить детям как можно больше удовольствия. Зажигал бенгальские огни на пушистых ветках, оглушительно стрелял из хлопушек, пел с нами колядки и щедривки: «Щедрик, ведрик, дайте вареник, грудочку кашки, кольцо колбаски…»

Как художника, любившего феерию, отца всегда привлекало праздничное оформление новогодних и пасхальных ночных церковных служб. Особенно красиво бывало возле семинарии. Речка Стрижень (приток Десны), на берегу которой стояла семинария, весной разливалась, затапливала Красный и Белый мосты, соединявшие обе части города. Всюду устроены были узкие кладки, на которых трудно разойтись. Покрытые нежным зеленоватым пухом ветви верб Марьиной рощи у Стрижня клонились к воде. В реке отражались огоньки от светящихся фонариков, с которыми все ходили в эту ночь по городу.

Когда ударили колокола, запылали смоляные бочки вокруг церкви. Огонь с шипением вырвался из бочек и осветил морщинистые лица баб в праздничных платках. Отблески огня играли бликами на белых узелках, в которых лежали куличи и крашеные яйца, принесенные для освящения.

В эту ночь мы, детвора, тоже ходили вместе с отцом по церковным цвинтарям. В воздухе стоял дым. Пускали ракеты и фейерверки, кружились огненные колеса, пылали факелы.

Огоньки от фейерверков, падающих в воду, вызывали восторг. У отца блестели глаза:

— Смотрите, это праздник огня и красок. В нем столько же язычества, сколько и в обрядах наших далеких пращуров, которые в лесных дебрях и непроходимых чащах жгли костры своим каменным богам.

Огонь постепенно угасал, ночь становилась темнее, и звезды ярче сверкали высоко над головой.

Во время крестного хода вокруг черниговского кафедрального собора поднялась такая стрельба, что черниговский губернатор Маклаков (впоследствии министр внутренних дел), важно выступавший вслед за архиереем об руку с женой, побледнел (это было вскоре после революции 1905 года). Несмотря на парадную форму камергера, он был жалок. Пенсне съехало набок. Короткие рыжеватые усы топорщились.

Отец долго смеялся и острил по этому поводу.

А вот и рождественская ночь. Снег упруго скрипит под ногами. Улицы утопают в сугробах. Длинные ледяные сосульки, как сталактиты, сверкают в лунном свете. Из труб вьется сизый дымок. От мороза усы, брови и шапка отца становятся белыми. На него весело смотреть. Он кажется таким сказочным, что все мы заливаемся смехом. Да и отец не отстает от нас.

Мы идем в костел. Там в эту ночь происходит целое представление. Выносят куклу в виде запеленатого младенца. Это Христос. Поют, играет орган, шествует торжественная процессия.

Спустя несколько лет отец в письмах с Капри описывал нам празднование итальянского рождества.

Зима. Висячая керосиновая лампа под абажуром освещает комнату. Вся семья собралась вокруг стола. Мама читает письмо с далекого Капри. «В костеле шесть ксендзов ревут, органы играют оперные мотивы, а среди богомольной публики в церкви бегают маленькие собачки и вычесывают блох».

Все смеются, бабушка тоже улыбается. Мама продолжает: «Из узкой улицы со сводами, как из катакомб, показалась процессия: целый ряд фонарей на длинных палках, за ними идут дзампоньеры (пастухи из Абруццы) и играют старую, как христианство, новену на своих инструментах: козе и деревянной дудке. За ними маленький кудрявый мальчик несет корзину, полную цветов, среди которых лежит голый ребенок — Христос (кукла)… Через полчаса из другой улочки выходит еще одна большая процессия с фонарями, свечами, музыкой и пением — и только та разница, что Христа несет не мальчик, а самый старый каприйский столяр, изображающий Иосифа. Ого, думаю, вот так порядки: здесь дева Мария родила этой ночью двойню!..»

Мы смеемся: действительно, история — родилась двойня!

Отцу, естественно, хотелось, чтобы дети его росли культурными и образованными. Его очень огорчило, когда у Оксаны оказалась переэкзаменовка по географии. Он был удивлен и как-то обижен за Оксану. Ведь она так любила природу, литературу, так хорошо писала рассказы и вдруг — двойка по географии! Оксану почему-то охватывал страх перед учительницей географии, и она совершенно теряла перед ней дар речи.