Михаил Петров

— Я это сделал.

Роман тянется за графином.

— Да, я устал слушать, как ты плачешь, как маленькая сучка.

Я хлопаю его по затылку, как раньше, когда мы были детьми. Наш смех напоминает мне, что мне нужно чаще навещать его. Теперь, когда я должен уехать из Техаса, возможно, так оно и есть.

Настроение внезапно меняется, как будто мы читаем мысли друг друга. Я уже рассказал ему обо всем, что произошло с Эмилио во время нашего полета.

— Тебе следовало убить его, Михаил. Одной причиной оглядываться через плечо меньше, — говорит он, наливая виски в стакан и двигая его по столу.

Я качаю головой и вздыхаю.

— В конце концов, это все еще ее отец. Я не хотел, чтобы такое дерьмо висело над нашими головами.

— Ты уже рассказала папе?

— Пока нет. Но мы должны распространить информацию и быть начеку, на всякий случай. Что-то подсказывает мне, что я увижу его раньше, чем ожидалось.

Роман опрокидывает свой бокал.

— Согласен.

Телефон Михаила гудит, кажется, в сотый раз за последние два часа. Из-за того, что Энн и Родри звонят без остановки, я постепенно теряю самообладание. Слова Михаила о моем брате до сих пор находят отклик, и, как бы мне это ни было больно, я знаю, что его совет здравый. Хотя у Энн всегда были напряженные отношения с нашим отцом, она близка с мамой, которая так же верна своему мужу, как и они, несмотря ни на что.

Это не то, с чем я готова иметь дело, особенно после того, как у меня было время осознать все это.

Михаил дважды стучит в дверь ванной, прежде чем открыть ее.

— Пицца готова.

Я хватаю с туалетного столика свои шорты, но он выхватывает их.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я с подозрительной усмешкой.

— Они тебе не нужны, — он наклоняет голову, его взгляд падает на мои черные трусики. — Они мне нравятся больше.

Прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на голой груди, он говорит: — Повернись.

— Серьезно?

Я притворяюсь оскорбленной, уперев руки в бока.

— Чем быстрее ты покажешь мне мою задницу, тем скорее приступишь к еде, красотка. Я просто пытаюсь посмотреть, что в меню на десерт.

Улыбка изгибает мои губы, когда я поднимаю футболку и делаю, как мне сказали. На мне не стринги, но, тем не менее, они выглядят довольно дерзко.

— Не-а, — говорит Михаил, неодобрительно качая головой.

— Михаил! — я взвизгиваю, слегка обиженная. — Слушай, это отличная задница, понимаешь? Кто-то явно не хочет десерт.

Он отрывисто смеется и бросается ко мне, обнимая за талию, прижимая ладони к каждой ягодице.

— Идеально… если бы не отсутствие отпечатков моих ладоней.

— Я удивлена, что они поблекли. У тебя чертовски большие руки, Микки, — поддразниваю я, наклоняясь для поцелуя, когда в кармане у него вибрирует телефон.

Он достает телефон и блокирует все номера, связанные с моей семьей.

— Ты в порядке? — спрашивает он, целуя меня в лоб.

Я вздыхаю и нежно глажу его затылок, наслаждаясь тем, как черты его лица расслабляются от моего прикосновения.

— Да, в порядке. Мир и все его дерьмо могут подождать. Сначала нам нужно надеть маски и пережить завтрашний день. Сейчас единственное, чего я хочу, это пиццу и твой член. Все просто.

— Хорошо, потому что я жажду того же.

— Пицца и член?

Он оставляет свой телефон, смеется и кусает меня за мочку уха, пока мы идем на кухню.

— Сегодня вечером я определенно заставлю твою задницу покраснеть.

— Не заставляй меня умолять, — бормочу я ему в губы.

— Это лучшая часть.

— Да? — говорю я, покрывая поцелуями его подбородок.

— Moya krasаvitsa, ты умоляешь на коленях отсосать мне член и на четвереньках умоляешь трахнуться… — он резко втягивает воздух. — Клянусь тебе, я никогда не видел ничего прекраснее.

Я сильно целую его, и мои тревоги тают с каждым прикосновением его языка, зубов и тем, какой он чертовски приятный на вкус. Он — мое безопасное пространство, где ничто не может коснуться меня, пока я в его объятиях.

— Какую пиццу ты заказал?

Михаил сажает меня на столешницу рядом с коробкой пиццы и открывает ее.

— Твою любимую: гавайскую.

— Детка, ты ненавидишь ананасы в пицце, — я смеюсь, вспоминая тот день, когда заставила его попробовать ее в первый раз.

— Eto chertova tragediya.

Я откидываю голову назад и разражаюсь очередным приступом смеха.

— Ну, теперь мне плохо.

— Ты должна! — шутит он, поднося ломтик к моему рту. Я откусываю слишком большой кусок, и расплавленный сыр растекается по моему подбородку. К счастью для меня, пицца не обжигающе горячая. Внезапно я замечаю мерцание на балконе квартиры Михаила, где вдоль перил развешаны разноцветные рождественские гирлянды.

— У тебя прям праздник на балконе. Ты их повесил?

— Нет, у меня есть кое-кто, кто убирает это место: Кэролайн. Она всегда украшает все в соответствии с сезоном, когда знает, что я буду в городе. Говорит, это для морального духа, что бы ни означал этот ад.

— Я почти уверена, что это не имеет ничего общего с задумчивым выражением, которое живет на твоем красивом лице.

Он бросает в меня кусочек ананаса, я со смехом отрываю его от футболки и отправляю в рот.