Михаилу Ильичу фильм не понравился. Поэтому сразу после просмотра он обратился к присутствующим:
— Давайте, товарищи, не будем тратить время на эту ерунду. Я доложу, что картина посредственная. Запрещать ее не за что. Хвалить и подавно. Если выпустят в прокат, пускай выходит. Большой беды в этом нет.
Чувствовалось, что члены комиссии готовы с ним согласиться. Однако против такого решения неожиданно выступил до этого сидевший с безучастным видом Эйзенштейн. Он начал теоретизировать насчет стилистики картины, охарактеризовал фильм как образец национального искусства, рисовал шаржи на персонажей «Аршин мал алана».
Все сидят и не поймут: шутит Сергей Михайлович или говорит серьезно. Он же, войдя в раж, потребовал записать в протоколе свое особое мнение. Указать, что считает «Аршин мал алан» хорошим фильмом. Ромму понравилась та горячность, какую проявил классик. В глубине души он даже слегка пожалел, что поспешил высказать свое отрицательное мнение. Но — слово сказано.
Народный артист СССР певец Рашид Бейбутов
1 января 1964
[РИА Новости]
Через три дня комиссия собралась снова. На этот раз присутствовал председатель Госкино Большаков. Когда Эйзенштейн начал говорить о своем особом мнении, Иван Григорьевич поддержал мэтра, заявив, что ему фильм тоже понравился. В результате комиссия дала картине посредственную оценку, посчитав, что ее можно выпустить на экран. В протокол было записано особое мнение Эйзенштейна, который оценил картину как хорошую, предрекал ей завидное будущее.
Самое интересное заключается в том, что боец-одиночка Сергей Михайлович оказался прав. Уже за первые два месяца проката «Аршин мал алан» посмотрело больше 16 миллионов зрителей, фильм получил Сталинскую премию, дублирован на бесчисленное количество языков, исполнитель главной роли Рашид Бейбутов стал звездой первой величины.
Глава одиннадцатая. Эпистолярная деятельность
П
осле Октябрьской революции на волне лозунгов о построении светлого будущего, всеобщего братства разговоры о национальностях отошли на второй план. Мы — советские люди. Эта формулировка четко отпечаталась в сознании строителей нового общества: самого справедливого, самого миролюбивого, самого долгожданного. Но вот в какой-то момент, уже во время войны, словно отрыжка из гнилой утробы, на свет божий вылез пресловутый национальный вопрос. Михаил Ильич и как руководящий работник, и как режиссер заметил эту странность, однако сначала списал ее на случайность, боялся признаться даже самому себе, что подобная мерзость пустила ростки в нашей стране. Между тем его распоряжения под разными предлогами либо отменялись начальством, либо игнорировались подчиненными. На какие-то ключевые совещания отрасли его, заместителя председателя комитета, демонстративно не приглашали. К самым важным работам допускали только людей с русскими фамилиями, а режиссерам-евреям позволяли снимать лишь малозначащие фильмы, да при этом отправляли на периферийные студии, находящиеся за тридевять земель от Москвы.Ромму все происходящее казалось дикостью. Он много лет работал бок о бок с сотнями людей, о национальности коллег никто не задумывался. Как могла появиться в советской стране подобная зараза?! Такую мерзость нужно во что бы то ни стало искоренить! Поганой метлой, каленым железом!.. Можно представить, как сурово обошелся бы с подобной публикой Сталин, если бы узнал об их существовании… А почему бы, впрочем, не сказать ему правду?! Как коммунист коммуниста он должен меня понять…
Советский паспорт
1970-е
Художник Г. Малянтович [Из открытых источников]
Доверчивый, как десятки поколений российских людей, уповающих на то, что приедет барин, барин нас рассудит, и наивный, как большинство советских энтузиастов послереволюционного времени, 8 января 1943 года Ромм пишет из Ташкента Сталину: