Жена опять ему сказала, что ничего не знает, где я, поэтому ничего мне передать не может. Данилюк ушел. Настала ночь. Я подумал и принял решение идти к Данилюку. Делая анализ сейчас, можно сказать, что идти к Данилюку мне не нужно было. Я зашел в кабинет к Данилюку. Он поздоровался со мной и был рад моему приходу. В этот момент зазвонил телефон. Он взял трубку и стал разговаривать. Когда Данилюк сказал: «Он сидит у меня», я решил, что Данилюк подлец и предал меня. Потом он мне говорит: «Возьми трубку, с тобой будут говорить из ЦК». Я был в таком нервном состоянии, что взял машинально трубку и услышал одно слово «т. Погорелов». Я по телефону выругался крепким мужским словом и стал говорить: «Да, я Погорелов, я Вас, сволочей, не боюсь теперь, о Ваших делах сообщил т. Сталину. Можете меня арестовать, я из Горкома никуда не собираюсь бежать. Приезжайте, я Вас жду». И после этого положил трубку.
Потом набросился на Данилюка, стал его ругать отборными крепкими мужскими словами: «Ты подлец, ты предатель, ты меня пригласил в Горком, чтобы меня арестовали! Ты в одной банде с Дербеневым и Таласовым, теперь Вас никого не боюсь, я честный коммунист, а не полковник царской армии, как обо мне говорят Дербенев и Таласов».
У Данилюка был растерянный вид. Когда я замолчал, он мне тихо-тихо стал говорить: «Иван Семенович, мне обидно, что ты мне не доверяешь. Я тебя никому не предал, а ты мне сделал большую неприятность и оскорбляешь меня. Ведь ты обругал матом и наговорил грубостей зав. секретариатом т. Сталина. Ты мне сделал большую неприятность». В этот момент опять телефонный звонок. Данилюк берет трубку и разговаривает: «Что я смогу сделать, если мне Погорелов не доверяет и называет меня предателем. Да я его тоже успокаиваю, но он ничему не верит. Хорошо, я ему скажу и передам трубку».
Положив трубку на стол, Данилюк, обращаясь ко мне, говорит: «Иван Семенович, я тебя прошу мне поверить, с тобою хочет говорить зав. секретариатом т. Сталина. Возьми трубку – поговори с ним».
Успокоившись, я взял трубку и слышу: «Т. Погорелов, я понимаю Ваше состояние, поэтому не обижаюсь, что Вы меня выругали. По заданию т. Сталина Вы должны немедленно выехать в Москву». Я отвечаю: «Допустим, что Вы звоните по заданию т. Сталина, если это так, то я Вас прошу дать указания т. Данилюку сделать для моего выезда в Москву все, что я от него потребую». – «Такое указание будет дано. Передайте трубку Дани люку».
Данилюк взял трубку и все время отвечал Поскребышеву: «Все будет сделано».
Потом с Поскребышевым я стал разговаривать опять. Он дал мне свой телефон, чтобы я ему позвонил, когда приеду в Москву.
У Данилюка я попросил автомашину с шофером Ваней (фамилию забыл), бывшим красным партизаном и членом партии с 1919 года. Данилюк мне все сделал. Я попросил его, чтобы о моем отъезде в Москву никто не знал.
Я заехал домой, сообщил жене о своем выезде в Москву. На автомашине я доехал до Луганска, а оттуда поездом выехал в Москву. Данилюк оказался честным коммунистом, но то, что я пошел к нему, это был большой риск, хотя все кончилось очень хорошо.
Приехав в Москву, я позвонил Поскребышеву, который сказал, что в Москве Михаил Александрович Шолохов и что он очень меня ждет, остановился он в гостинице «Националь». Поскребышев спросил у меня, где я остановился. Я ему сказал, что я только с поезда. Поскребышев просил сообщить ему, в какой гостинице я остановлюсь, но порекомендовал мне лучше быть вместе с Шолоховым М.А. Я был безгранично рад, что М.А. Шолохов находится в Москве в безопасности. Намеченный мной план сохранения Шолохова выполняется как нельзя точно.
Я шел в гостиницу «Националь» и думал, как будут разворачиваться события в Москве. Бесспорно, что мне тут придется встретиться с Гречухиным. Главное сейчас и основное для меня – доказать, что они со мной разговаривали и давали чудовищное задание. Все, что мною было намечено, – сделано полностью. Шолохов находится в безопасности, я вырвался из когтей Гречухина, смертельная опасность, которую я испытывал так долго – все осталось позади. Трудно понять все это человеку, который сам не испытал все это. Один раз в жизни я был под расстрелом, но это я испытывал около часа и когда я убежал из-под расстрела, все было закончено. Сейчас же хотя и нахожусь в безопасности, но что будет со мной, если я не докажу, что они со мной разговаривали и давали задание «разоблачить» Шолохова. Ведь свидетелей нет. Я один против их всех. Все это меня сильно беспокоило.