Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.

Гречухин и его приятели будут, бесспорно, отказываться от всего и скажут, что они никаких заданий мне не давали, и я буду выглядеть как провокатор. Если не докажу этого, по-видимому, меня или расстреляют, или посадят в тюрьму. Если будут расследовать мой вопрос честные чекисты, то запись заместителя Гречухина Эпштейна в моей книжечке – адрес конспиративной квартиры, должна подтвердить мою встречу с ними. Что будет, то будет со мной, а главное – то, что Шолохов теперь спасен от смерти. Это было для меня совершенно бесспорно. Погибнуть или сидеть в тюрьме за такого человека не жалко. Иду и думаю: они могут меня расстрелять только за то, что я, дав подписку не разглашать данное мне задание, а за разглашение подлежу расстрелу без суда и следствия, а я, нарушив чекистский закон, не только разгласил задание, но и сказал о данном мне задании человеку, которого должен «разоблачить» как контрреволюционера. Хотя я часто об этом обвинении думал, но твердо был уверен, что оно мне Гречухиным не будет предъявлено, так как предъявить его – это разоблачить себя.

Я вырвался из обстановки, которая грозила мне смертью каждую минуту, но, несмотря на это, я шел в «Националь» в подавленном настроении.

В гостинице «Националь» меня встретил М.А. Шолохов. Когда Шолохов увидел меня, он был удивлен и растерян. Поцеловал, обнял, крепко пожал мне руку, а потом, подняв свою большую и особо отличную от всех голову, улыбаясь, сказал мне: «Ваня, я боялся, что ты до Москвы не доедешь. Я боялся, что они тебя «спрячут» подальше. Ну что же, я очень рад твоему приезду». В номере с ним были Василий Михайлович Кудашев и Петр Кузьмич Луговой. Они меня также встретили радушно и приветливо.

М.А. Шолохов попросил меня рассказать, как я ехал в Москву. Я рассказал подробно, как доехал. После этого М.А. Шолохов рассказал мне, как они ехали в Москву. Вот что осталось у меня в памяти от этого рассказа. М.А. Шолохов получил анонимное письмо, в котором было написано: «Дорогой Михаил Александрович, мне поручили Вас убить. Я Вас об этом предупреждаю, и Вам необходимо немедленно уехать из Вешенской. Я сам погибну, но Вас никогда не убью». Когда мне рассказал это М.А. Шолохов, я еще раз убедился, что мои догадки о плане Гречухина были правильные. Я в Ростове Луговому говорил, что как только я приеду в Вешенскую, М.А. Шолохова убьют, а меня сделают убийцей его. Получив это письмо, М.А. Шолохов, посоветовавшись с семьей и Луговым, принял решение – ночью на автомашине вместе с Луговым выехать из Вешенской в Воронежскую область, там сесть на поезд и выехать в Москву. Так М.А. Шолохов вместе с Луговым приехали в Москву.

М.А. Шолохов в Москве был принят Сталиным, которому он рассказал об анонимном письме и о задании, которое мне дали в Ростове. И.В. Сталин после беседы с М.А. Шолоховым дал указание разыскать меня и вызвать в Москву.

Итак, я стал жить в Москве в гостинице «Националь». Я избавился от того, что меня может поймать Гречухин и убить, но меня каждый день беспокоило одно – как я докажу свою правоту?

В гостинице «Националь» мы ждали разбора нашего дела почти три недели. М.А. Шолохов звонил несколько раз Поскребышеву и спрашивал у него, когда будет разбираться дело?

Наконец, 4 ноября 1938 года нас с М.А. Шолоховым к 4 часам дня вызвали в Кремль. М.А. Шолохов был очень доволен вызовом в Кремль. Когда он сообщил мне, что нам с ним нужно идти в Кремль, я сильно волновался, но мне не хотелось показать М.А. Шолохову, Луговому и Кудашеву, что я волнуюсь, и все делал, чтобы они мое волнение не заметили. Я улыбался, шутил.

Когда мы дошли до Мавзолея, М.А. Шолохов запел тихо-тихо: «Ой, да вы морозы». Я молчал. Он мне говорит: «Ваня, подтяни тихонько». Я это не помню, но Михаил Александрович потом мне говорил, что я его за это выругал. Может быть, это и было. Но когда я шел в Кремль, я думал только об одном – не сделают ли меня провокатором? Сейчас должен решиться мой вопрос о жизни и смерти, честный я коммунист или провокатор? А Михаил Александрович хотел, чтобы я в таком состоянии пел песни. Он, по-видимому, хотел меня этим подбодрить.

Мы пришли в кабинет Поскребышева – он был один. Поскребышев отвел нас в приемную. Через 2–3 минуты к нам на стол поставил фрукты, бутерброды и чай. Михаил Александрович меня заставлял кушать, а я молчал и ничего ему не говорил. Он, по-видимому, видел, что я сильно волнуюсь – стал меня подбадривать и опять заставлял покушать. В это время у меня во рту все пересохло, и я выпил стакан чаю вместе с ним. Потом в приемную зашли Гречухин, Эпштейн, начальник райотдела МГБ Вешенского района Лудищев и еще кто-то, не помню. Как только они зашли и сели на противоположной стороне стола, Михаил Александрович, как все равно укусила оса, – он вскочил и быстро пошел к Поскребышеву. Вернувшись от Поскребышева, он сказал мне: «Я сказал Поскребышеву, зачем он нас посадил вместе со сволочами?» Но хорошо, что нас через 2 минуты позовут. Разбирать наше дело будет т. Сталин».