Михаил Суслов

Леониду Ильичу внушали, что Егорычев лезет не в свои дела и подрывает авторитет «первого лица», который является председателем Совета обороны и Верховным главнокомандующим. Может быть, Егорычев сам рассчитывает стать во главе партии? Доверенные секретари из «группы быстрого реагирования» получили указание дать ему отпор на пленуме. Разговор о состоянии вооруженных сил и военной техники, столь важный для нашей страны, был оборван…

После пленума Егорычев пришел к Брежневу:

– Леонид Ильич, я считаю, что в таких условиях я не могу руководить городской партийной организацией. Я могу руководить только в том случае, если пользуюсь полным доверием и поддержкой Политбюро и генсека. Мне такого доверия, как я понимаю, нет, и я должен уйти…

Он написал заявление:

«Генеральному секретарю ЦК КПСС тов. Брежневу Л. И.

В связи с тем, что на июньском Пленуме Центрального Комитета партии моя позиция получила осуждение двух членов Политбюро и двух кандидатов в члены Политбюро, я не считаю себя вправе оставаться в должности первого секретаря Московского городского комитета партии. Согласен на любую работу».

Леонид Ильич обзвонил членов Политбюро:

– Московская городская партийная организация нуждается в укреплении, и Егорычева стоило бы заменить…

Новым хозяином Москвы стал руководитель профсоюзов Виктор Васильевич Гришин, в пятидесятые годы служивший вторым секретарем Московского обкома.

«Мне позвонил по телефону Брежнев и попросил приехать в ЦК КПСС, – вспоминал Гришин. – Леонид Ильич предложил мне перейти на работу в московский горком партии. К этому времени я уже одиннадцать лет проработал председателем ВЦСПС. Срок немалый. Просить оставить меня на прежней работе было неудобно, хотя она мне нравилась».

Пленум МГК провели 27 июня. Причем участники пленума так и не узнали, что крамольного сказал Егорычев. Сама его речь стала секретом на долгие десятилетия.

На пленум пришел Суслов. За полчаса до начала он позвонил в горком, попросил встретить. Его проводили в комнату президиума, где секретари и члены бюро МГК пили чай с бутербродами. Михаилу Андреевичу предстояло своим авторитетом освятить кадровые перемены. Он говорил без бумажки, не очень гладко. Прежде всего успокоил московских руководителей:

– Московская партийная организация всегда являлась, является и будет являться первой опорой и основной опорой Центрального Комитета… Поэтому мы решили пойти на жертву для себя, ЦК. Нам, конечно, кандидатура, которую мы выдвигаем, крайне необходима и там, где сейчас находится. Но, учитывая все значение московской организации, мы пошли на то, чтобы удовлетворить просьбу и в отношении конкретной кандидатуры, и рекомендуем первым секретарем товарища Гришина Виктора Васильевича.

Виктор Васильевич был старше Егорычева, искушеннее и потому занимал эту должность восемнадцать с половиной лет.

«Он не сидел, – таким его запомнил один известный литературовед, – а торжественно и величественно восседал, как некое парт-божество. К нему бесшумно подходили люди с бумагами. Он говорил, кивал, подписывал, и каждое движение, жест, подпись означали бесповоротное решение чьих-то судеб… Гришин говорил очень тихо – знал, что его услышат, внимание гарантировано, никто не перебьет, не возразит».

Его бывший помощник Евгений Сергеевич Аверин, в прошлом редактор «Московского комсомольца», рассказывал мне, что Гришин свои обязанности исполнял неукоснительно. Например, не уходил в отпуск, не убедившись в том, что на овощных базах заложен достаточный запас на зиму. Потом, правда, запасы благополучно сгнивали.

Глава правительства России Геннадий Иванович Воронов рассказывал, как ему звонил Гришин:

– Пишу записку в Политбюро и буду настаивать на ее обсуждении. Москвичи не понимают, почему нет мяса?

Но Политбюро и в полном составе не могло обеспечить мясом столицу. Не получалось в экономике, усердствовали в идеологии. Гришин задался целью ничем не огорчать Генерального секретаря и обещал превратить столицу в образцовый коммунистический город. Под этим лозунгом московский партийный аппарат был выведен из зоны критики. Даже сотрудникам ЦК рекомендовали не звонить напрямую в московские райкомы, поскольку ими руководил член Политбюро. Когда в горкоме узнавали, что какая-то газета готовит критический материал о столице – пусть даже по самому мелкому поводу, главному редактору звонил Гришин, и статья в свет не выходила. Городские партийные чиновники чаще были жестче цековских – демонстрировали бдительность и неустанно выискивали всяческую крамолу.

Когда Гришина перевели в Московский горком, открылась вакансия руководителя профсоюзов и появилась удобная возможность решить судьбу члена Политбюро и секретаря ЦК Александра Николаевича Шелепина.