Михаил Суслов

Суслов патологически боялся перемен. Консервативный по складу характера и темпераменту, он лучше других понимал, что любые перемены будут не в пользу режима. И Хрущева он предупреждал, что нельзя дальше идти по пути демократизации, что оттепель может превратиться в наводнение, которое все снесет.

Суслов высказался против, когда партийное руководство решало вопрос – печатать ли повесть Александра Исаевича Солженицына «Один день Ивана Денисовича», которая станет классикой русской литературы.

Хрушев вспоминал:

«При обсуждении раздавались разные голоса. Вернее, один голос – Суслова. Он один скрипел “против”, придерживался полицейской точки зрения: держать и не выпущать. Нельзя, и все! Почему? Он не доверял народу. Боялся, как народ воспримет».

Но после того как Хрущев распорядился печатать повесть, Суслов снял свои возражения.

Сам Александр Солженицын забавно описывал, как попал на встречу руководителей партии с деятелями литературы и искусства 17 декабря 1962 года:

«К нам подошел какой-то высокий худощавый с весьма неглупым удлиненным лицом и энергично радостно тряс мне руку и говорил что-то о своем крайнем удовольствии от “Ивана Денисовича”, так тряс, будто теперь ближе и приятеля у меня не будет. Все другие себя называли, а этот не назвал».

Солженицын уточнил:

– Простите, с кем же…

Стоявший рядом Твардовский укоризненно вполголоса произнес:

– Михаил Андре-е-ич!

Солженицын не понял:

– Простите, какой Михаил Андреич?

Твардовский сильно забеспокоился:

– Суслов!

Солженицын заключил:

«Ведь мы должны на сетчатке и на сердце постоянно носить две дюжины их портретов! – но меня зрительная память частенько подводит, вот я и не узнал. И даже как будто не обиделся Суслов, что я его не узнал, еще продолжал рукопожатие».

Уже на пенсии Хрущев вспоминал:

«Функции околоточного выполнял раньше и по-прежнему выполняет сейчас наш “главный околоточный” Суслов. Конечно, лично он человек честный и преданный коммунистическим идеям. Но его полицейская ограниченность наносит большой вред.

Мне могут сказать: “Чего же ты терпел, находясь в руководстве страны вместе с Сусловым?”

Верно, ошибался я. Просто я считал, что, если Суслов будет работать в нашем коллективе, то мы на него сумеем повлиять, и он станет приносить пользу. Поэтому я не ставил вопроса о его замене, хотя ко мне многие люди еще тогда обращались с предупреждениями, что Суслов играет отрицательную роль, интеллигенция к нему относится плохо».

Лукавил Никита Сергеевич! Устраивал его Суслов своей идеологической надежностью, как и потом Брежнева. Хотя и самого Леонида Ильича иногда тяготило начетничество Суслова.

После одного его выступления, пометил в дневнике заместитель заведующего международным отделом ЦК Анатолий Черняев, Леонид Ильич в Завидово пожаловался своему окружению:

– В зале, наверное, заснули – скучно. Знаете, как сваи в фундамент забивают. Так и у Михаила – ни одного живого слова, ни одной мысли – тысячу раз сказанное и писанное.

Хрущев не стеснялся в выражениях, и Суслову тоже от него доставалось.

Алексей Аджубей писал, что Хрущев планировал убрать Суслова из сферы идеологии:

«Хрущев хотел перевести Суслова из ЦК на должность председателя Президиума Верховного Совета СССР. Он советовался на этот счет с Микояном, Косыгиным, Брежневым. Разговор они вели в воскресный день на даче и не стеснялись моего присутствия. Поручили Брежневу высказать Суслову по телефону это предложение. Брежнев вернулся и доложил, что Суслов впал в истерику, умоляя не трогать его, иначе он предпочтет уйти в отставку. Хрущев не настаивал. Формально пост председателя Президиума Верховного Совета СССР был не меньший, чем у секретаря ЦК».

Трудно оспаривать слова очевидца, но если бы Никита Сергеевич твердо решил перевести Суслова в Президиум Верховного Совета, то он бы разговаривал с Михаилом Андреевичем сам, а не через посредника. И Суслов бы не посмел отказаться – Первый секретарь ЦК олицетворяет волю партии…

Михаил Андреевич не допускал вольного отношения не только к вождю мирового пролетариата, но и к его супруге Надежде Константиновне Крупской. 12 июня 1962 года заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК по союзным республикам Василий Иванович Снастин донес начальству:

«За последнее время в нашей литературе опубликован ряд произведений и воспоминаний о В. И. Ленине, в которых образ великого вождя социалистической революции, организатора и руководителя Коммунистической партии и Советского государства грубо искажается и обедняется. К числу таких произведений относится, например, трагедия И. Сельвинского “Человек выше своей судьбы”, напечатанная в журнале “Октябрь” № 4 за 1962 год».

Илья Львович Сельвинский прочно вошел в историю советской литературы как революционный поэт. Он участвовал в Гражданской, воевал в Великую Отечественную, был тяжело ранен и контужен. Политических претензий к нему не было. Так в чем же он провинился?