Михаил Суслов

– Видите, снимки так отретушированы, что сетка на них выглядит фашистскими знаками. Это заметил товарищ Сталин и сказал, чтобы вы были поаккуратнее. Нужны вам еще пояснения?

Предположение о том, что газетные ретушеры наносят фашистские знаки, было совершенно безумным. Но так сказал товарищ Сталин! С тех пор главные редакторы сами в лупу рассматривали оттиски полос с фотографиями. Если что-то смущало, снимок возвращался в цинкографию, где его подчищали…

Приступы массового безумия всегда были связаны с актуальными политическими кампаниями. Осенью 1962 года в Центральном выставочном зале организовали показ работ, посвященный тридцатилетию московской организации Союза художников. В Манеже долгое время располагался правительственный гараж. Только в конце пятидесятых Никиту Сергеевича уговорили передать Манеж художникам.

«В конце ноября, – вспоминал только что избранный первым секретарем московского горкома Николай Григорьевич Егорычев, – я ознакомился с выставкой, организованной в Центральном выставочном зале. Действовала она уже около месяца и вызвала большой интерес москвичей и гостей столицы. За это время ее посетили более ста тысяч зрителей. Занявшая весь первый этаж Манежа выставка действительно оказалась очень интересной: показали все лучшее, что было создано за тридцать лет работы Московской организации Союза художников».

А вот партийные художники пожаловались на выставку в ЦК. Дело разбиралось на высшем уровне. Обсуждение происходило через три недели после Карибского кризиса, когда едва не вспыхнула война между СССР и США, и Хрущев демонстрировал идеологическую непреклонность. Ему было особенно неприятно, что идеологические чиновники углядели промахи в газете его зятя Аджубея.

Заведующий общим отделом ЦК Владимир Никифорович Малин записал слова Хрущева:

«Остро высказывается по поводу недопустимости проникновения формализма в живописи и крупных ошибок в освещении вопросов живописи в “Неделе” и газете “Известия”. Резко говорит по адресу т. Аджубея. Проверить приложение “Неделю”, разобраться с выставками. Отобрать помещение, вызвать, арестовать, если надо. Может быть, кое-кого выслать».

Через день, 1 декабря 1962 года, Хрущев сам поехал смотреть в Манеже выставку работ столичных живописцев.

Он был на взводе и вошел в Манеж со словами:

– Где тут у вас праведники, где грешники?

Сопровождали его члены Президиума ЦК Михаил Андреевич Суслов и Дмитрий Степанович Полянский, секретарь ЦК Александр Николаевич Шелепин, секретарь московского горкома Николай Григорьевич Егорычев, министр культуры Екатерина Алексеевна Фурцева и новый секретарь ЦК комсомола Сергей Павлович Павлов.

Кивнув в их сторону, Хрущев сказал:

– Вот они говорят, что у вас мазня. Я еще не видел, но думаю, что они правы.

На первом этаже висели работы знаменитых художников двадцатых годов ХХ века, но человеку, не подготовленному к восприятию современной живописи, с эстетической глухотой, эти картины казались странными и нелепыми.

Никита Сергеевич был скор на приговор:

– Нашему народу такое не нужно!

Он поднялся на второй этаж, где выставлялись молодые живописцы, которые вскоре станут известны всему миру.

«Хрущев три раза обежал довольно большой зал, – рассказывал художник Элий Михайлович Белютин. – Его движения были очень резки. Он то стремительно двигался от одной картины к другой, то возвращался назад, и все окружавшие его люди тут же услужливо пятились, наступая друг другу на ноги. Со стороны это выглядело, как в комедийном фильме времен Чаплина».

– Что это за безобразие, что за уроды? Где автор? – ругался Хрущев. – Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует.

Никита Сергеевич настойчиво интересовался социальным происхождением художников. Неужели ему мнилось, что это дети помещиков и купцов? Но молодые художники, чьи работы он не понимал, были из простых семей и к тому же прошли через войну – кто рядовым, кто младшим офицером.

Элий Белютин пытался кое-что втолковать Хрущеву:

– Эти художники, работы которых вы видите, много ездят по стране, любят ее и стремятся ее передать не только по зрительным впечатлениям, но и сердцем. Поэтому их картины передают не копию природы, а ее преображенный их чувствами и отношением образ. Вот взять, например, эту картину «Спасские ворота». Их легко узнать. А цветовое решение усиливает к тому же ощущение величия и мощи.

«Я говорил обычными словами, которыми принято объяснять живопись, – рассказывал потом Белютин. – Хрущев слушал молча, наклонив голову. Он, похоже, успокаивался. Никто нас не прерывал, и чувствовалось, пройдет еще пять-десять минут, и вся история кончится.

Но посредине моего объяснения сухая шея Суслова склонилась к Хрущеву, и тот, посмотрев на мое спокойное лицо, неожиданно взорвался:

– Да что вы говорите, какой это Кремль? Это издевательство! Где тут зубцы на стенах – почему их не видно?

И тут же ему стало не по себе, и он добавил вежливо:

– Очень общо и непонятно. Вот что, Белютин, я вам говорю как председатель Совета министров: все это не нужно советскому народу. Понимаете, это я вам говорю!»