Михаил Васильевич Ломоносов. Том 1

На утро его разбудилъ говоръ и стукъ служителей, которые безъ церемоній принялись за свои занятія : одинъ мелъ комнату, другой носилъ дрова, третій постукивалъ, вколачивая

гвозди въ чоботы; остальные выходили и приходили. Спать было не льзя. Ломоносовъ всталъ, помолился Богу, и вышелъ во дворъ. Тутъ увидѣлъ онъ почти то-же, что можно видѣть во всѣхъ монастыряхъ Русскихъ: подлѣ стѣнъ длинные ряды жилыхъ покоевъ, посреди церковь , и вѣчный служка въ своей тѣсной кануркѣ подлѣ воротъ. Пріѣзжій спросилъ объ отцѣ Антоніи; ему отвѣчали, что онъ у Архимандрита.

Тоска запала въ душу Ломоносова. Бродя по двору, онъ думалъ, какъ сходно это начало съ тѣмъ, что видѣлъ онъ въ Москвѣ. То-же сиротство, то-же одиночество среди людей ; холодность и невниманіе одинаковы. « Да гдѣ-же люди, съ которыми была-бы у меня одна мысль, одно желаніе ? » подумалъ онъ и остановился.

— Михайло ! Михайло ! — кричалъ ему знакомый голосъ. Это былъ монахъ Антоній. — Къ отцу Архимандриту ! — сказалъ онъ и движеніемъ руки велѣлъ ему слѣдовать за собой. _ч

Дверь въ комнату Архимандрита растворилась: посреди комнаты стоялъ невысокій, худощавый человѣкъ. Проницательные глаза, умная физіогномія, живость во всѣхъ движеніяхъ отличали его. Онъ сказалъ отрывисто :

— Буди здравъ ! Ты изъ Москвы ?

« Точно такъ, Ваше Высокопреподобіе.

— Учиться къ намъ ? Покажи свидѣтельство.

Ломоносовъ подалъ ему бумагу. Архимандритъ прочиталъ ее.

—Ты желаешь вступить въ Большую братію?

« Я желаю учиться здѣсь Философіи, Физикѣ, и Математикѣ

— Ну, да ! Философія и Богословіе принадлежатъ Большому братству. Развѣ ты не знаешь, что учащіеся раздѣляются у насъ на Братію большаго и малаго собранія , Sociales majoris et minoris congregationis. Въ Большое братство вписываются только тѣ , которые обучаются, Богословію и Философіи, а въ Меньшое учащіеся Риторикѣ, Поэзіи и разнымъ языкамъ. Искусенъ-ли ты въ этихъ послѣднихъ знаніяхъ ?

« Пять лѣтъ учился я, почти исключительно этимъ предметамъ.

— Слѣдовательно знаетѣ ихъ?

« Знаю.

— Такъ испытанія не нужно: успѣхи могутъ оправдать твои слова. Черезъ недѣлю назначенъ диспутъ : явись туда, А между тѣмъ поди со своею бумагою къ Префекту Старшаго братства.

Ломоносовъ явился къ Префекту. Тотъ, вмѣстѣ съ Ассистентами,прочиталъ его бумагу,

передалъ ее Секретарю, и черезъ нѣсколько часовъ Ломоносовъ былъ помѣщенъ вмѣстѣ съ Большою братіею.

Новые братья его были всѣ уже зрѣлые юноши; многіе даже болѣе нежели мужественныхъ лѣтъ. Смѣсь ихъ удивила пріѣзжаго сѣверянина : онъ нашелъ тутъ немногихъ чисто-Рускихъ, и множество Малороссіянъ, которые говорили своимъ особеннымъ нарѣчіемъ, смѣшаннымъ съ Польскими словами. Въ большомъ употребленіи у нихъ былъ языкъ Латинскій. Ломоносовъ свободно изъяснялся на немъ , и потому говорилъ съ ними больше по-Латини.

Вскорѣ общество этихъ людей не понравилось ему. Вмѣстѣ съ немногими благонравными , умными людьми , онъ видѣлъ толпу лѣнивыхъ, безпечныхъ, буйныхъ юношей, и все что впослѣдствіи описалъ съ такою истиною Нарѣжный въ своемъ Бурсакt, было передъ глазами Ломоносова. Въ часы отдыха, и еще. болѣе по ночамъ, они выходили на разныя проказы : опустошали огороды, пускались за городъ, пѣли тамъ пѣсни , декламировали — дѣлали многое и хуже. Рѣдко проходило имъ это безъ наказанія, и розги были необходимою принадлежностью ученья для проказливыхъ бурсаковъ.

Благонравный, чистый душою Ломоносовъ не только не вмѣшивался въ ихъ шалости, но и получилъ еще новое отвращеніе отъ безпут-

ства, которое являлось тутъ въ самомъ некрасивомъ видѣ.

За нѣсколько дней до диспута , всѣ , даже шалуны, прилежно занялись приготовленіями къ нему. Надобно сказать, что въ Кіевской Академіи искони было введено ученіе самое классическое , чтобы не сказать схоластическое. Тамъ тщательно учились языкамъ Латинскому и Греческому, а въ Философіи ограничивались искаженнымъ Аристотелемъ, и разбирали способности души человѣческой какъ механическую игрушку.

Ломоносовъ съ любопытствомъ ждалъ состязанія Кіевскихъ умовъ, и самъ думалъ вмѣшаться въ споры; впрочемъ, онъ помышлялъ объ этомъ съ робостью, потому что въ Москвѣ рѣдко бывали торжественные диспуты, да и не славились они такъ какъ Кіевскіе.

Собрано было все Большое братство ; тутъ присутствовали также : Ректоръ, Архимандритъ Амвросій Дубневичъ , Префектъ , Іеронимъ Миткевичъ, и всѣ учители, въ числѣ которыхъ были извѣстные впослѣдствіи Сильвестръ Кулябка и Михаилъ Козачинскій. Диспутъ долженъ былъ происходить о философическихъ матеріяхъ. На средину собранія вышелъ одинъ изъ опытныхъ диспутантовъ, поклонился на всѣ стороны, и громко сказалъ :

« Я утверждаю, что блаженства жизни человѣческой ни какія мученія отнять не могутъ, и , какъ Перипатетики говорятъ ; блаженная жизнь можетъ войдти съ человѣкомъ въ Фаларидова быка. »