Михаил Васильевич Ломоносов. Том 1

Ломоносовъ возвратился въ Москву съ нѣкоторою робостью : онъ боялся встрѣтить прежнія недовольныя лица своихъ наставниковъ , не охотно отпустившихъ его въ Кіевъ. Друзей-товарищей у него не было ; а безъ нихъ кому встрѣтить и успокоить пріѣзжаго ? Однакожъ онъ тотчасъ увидѣлъ , что опасенія его были напрасны. Въ это время , и Ректоръ и Префектъ были новые, очень хорошо расположенные къ нему, потому что имя Ломоносова уже славилось въ Академіи, такъ, что когда онъ явился къ новому Префекту, Антонію Кувичинскому, этотъ почтенный человѣкъ встрѣтилъ его съ радушнымъ видомъ, и началъ говорить какъ съ старымъ знакомымъ.

— А! Г. Ломоносовъ ! здравствуй, любезный Другъ, здравствуй ! Скоро , братъ, возвратился ты.

«И жалѣю, что не послушалъ тѣхъ, которые не совѣтовали мнѣ ѣздить въ Кіевъ.

— А что ? развѣ тебя дурно приняли тамъ ?

«Нѣтъ, я благодаренъ наставникамъ и властямъ Кіевской Академіи; но я имъ, а они мнѣ были чужды.

— Отъ чего-же такъ ?

« Философическій кругъ ихъ ученія не былъ для меня удовлетворителенъ, а наукамъ словеснымъ я не учился тамъ, потому что проходилъ ихъ здѣсь. Я ѣхалъ особенно для Математики и Физики, а именно этихъ наукъ нѣтъ въ Кіевской Академіи.

— Чѣмъ-же ты занимался тамъ ?

« Ходилъ на философическія лекціи, на диспуты; а больше всего читалъ книги въ Академической библіотекѣ.

Префектъ началъ распрашивать его ; Ломоносовъ отвѣчалъ , хваля многое , умалчивая о многомъ, и особенно превозносилъ попеченія Преосвященнаго Рафаила о наукахъ , просвѣщеніи, и благочиніи. Довольный его разсказами, Префектъ сказалъ наконецъ :

— И такъ, ты поступаешь теперь въ Риторическій классъ, къ отцу Порфирію Крайскому. Надѣюсь, что будешь учиться по прежнему, то есть хорошо.

« Постараюсь удвоить силы, чтобы оправдать милостивое вниманіе ваше.

— А былъ-ли ты у Архимандрита ?

« Нѣтъ еще.

— Иди-Же, съ Богомъ, къ нему.

Явившись къ Архимандриту , Ректору Стефану Калиновскому, Ломоносовъ нашелъ у него пріемъ столько-же радушный какъ и у Префекта. Ректоръ далъ ему нѣсколько наставленій пастырскихъ, и благословилъ на новые труды.

И вотъ Ломоносовъ опять въ Москвѣ, въ прежнемъ жилищѣ, какъ будто не ѣздивши въ Кіевъ !

Въ это время онъ узналъ одного замѣчательнаго человѣка, Даніила Сѣченова, который училъ въ Академіи Латинскому слогу, и еще не былъ постриженъ. Даніилъ отличался открытымъ умомъ , ученостью и рѣзкимъ краснорѣчіемъ. Для усовершенствованія себя бъ Латинскомъ слогѣ, Ломоносовъ сталъ учиться у него, и тутъ-то понялъ глубокую душу этого человѣка, котораго онъ прежде зналъ поверхностно. Показывая наружное презрѣніе къ почестямъ , Даніилъ былъ гордъ собственнымъ достоинствомъ. Въ разговорахъ съ Ломоносовымъ , онъ изъявлялъ высокія надежды на бу- . дущее.

«Трудъ и добро не останутся безъ награды!» говаривалъ онъ. «Я тружусь теперь; награда будетъ послѣ. Можетъ быть мы встрѣтимся съ тобой, Михайло , на иномъ поприщѣ и въ

m

иныхъ обстоятельствахъ. Между тѣмъ , трудись, другъ мой.»

Ломоносовъ усердно слѣдовалъ этому совѣту, трудился, и оказывалъ такіе успѣхи, которые не могли быть не отличены. Вскорѣ начали его ставить въ примѣръ другимъ, и не только за одни знанія, но и за поведеніе, чистое, безупречное, смиренное и вмѣстѣ благородное.

Но таково сердце человѣка, рожденнаго съ пламенными страстями : Ломоносовъ скучалъ однообразіемъ жизни и занятій своихъ! Часто, среди самыхъ пылкихъ изученій , онъ невольно покидалъ книгу и сѣтовалъ на неудовлетво рительность своего направленія. Дѣлиться думами было ему не съ кѣмъ ; онъ разсуждалъ самъ съ собой.

« Когда-же кончится эта монастырская , затворническая жизнь ? Скоро-ли найду я пищу всѣмъ способностямъ ума, и волю для своихъ занятій ? Добры, благодѣтельны мои наставники ; но я начинаю видѣть односторонность въ ихъ учености и въ ихъ направленіи. Они отреклись отъ міра , а я хочу дѣйствовать въ немъ ; они идутъ къ своей цѣли , а я ( кто знаетъ?), можетъ быть удаляюсь отъ моей! Пора, пора оставить мнѣ этотъ монастырскій міръ и быть въ кругу людей, ученыхъ не для кельи. Неужели нѣтъ учености свѣтской?

Столько лѣтъ ищу я средствъ для занятій науками математическими , и не нахожу ихъ. Право , если-бъ у меня были крылья, полетѣлъ-бы куда нибудь за моря : можетъ быть тамъ есть училища, о которыхъ вздыхаю теперь въ стѣнахъ монастыря.»

Но онъ вскорѣ одумывался , находилъ свои мысли дерзкими , раскаявался въ нихъ, и принимался за прежнее ученье.

Зимою 1734 года, неожиданно посѣтилъ его старый пріятель и невольный благодѣтель Пименъ Никитичъ. Ломоносовъ съ удовольствіемъ увидѣлъ человѣка, который зналъ отца его, и былъ для него самого хотя мгновеннымъ путеводцемъ на поприщѣ жизни ; но непріятное чувство пробудилъ онъ въ душѣ Ломоносова, когда началъ слѣдующее нападеніе:

— Такъ-то , братъ, Михайло, такъ-то ; живемъ, живемъ, дай свидимся; только жаль, что дѣлишки-то твои все плохи. Не наскучила-ли тебѣ эта горькая жизнь?

«Почему-же, Пименъ Никитичъ, вы называете ее горькою?

—Да какъ-же, братецъ! посмотри ты на себя.

«Слава Богу, я здоровъ.

—Здоровъ, да въ лохмотьяхъ, да питаешься хлѣбомъ съ водицей.

124