Михаил Васильевич Ломоносов. Том 1

Между тѣмъ, Для развлеченія , Ломоносовъ гулялъ иногда по городу и осматривалъ примѣчательныя зданія его. Такъ однажды зашелъ онъ въ соборную церковь, которая поразила его при первомъ взглядѣ. Разсматривая подробнѣе этотъ великолѣпный храмъ ; Онъ нашелъ въ немъ прекрасный памятникъ Византійскаго Искуства, такъ называемыя Златыя Врата. Стоя передъ ними , онъ сначала благоговѣлъ , изумлялся художеству : наконецъ душа его обратилась къ отечеству, по какой-то неясной связи Византіи съ Кіевомъ и древнею Русью. Тихими шагами возвращаясь домой, Ломоносовъ сказалъ самъ себѣ:« Прекрасна ты , Германія! прекрасна своимъ народомъ, своимъ просвѣщеніемъ , своими памятниками, искуствами, природою; но моя далекая Россія драгоцѣннѣе моему сердцу!

-Я могу на время оставаться въ странѣ чужой, могу любить ее, даже находить въ ней счастіе; но всегда готовъ я летѣть къ тебѣ, мое отечество!... Непостижимая сила родной земли! Что-же такое она? Что составляетъ эту силу, которая такъ-же вѣчно и вѣрно влечетъ насъ къ себѣ , какъ полюсъ намагниченное желѣзо?. .. Все! Воздухъ, деревья, камни, развалины, звуки родной земли, лица, знакомыя мнѣ и въ чужихъ людяхъ , солнце , которое иначе сіяетъ надъ моимъ небомъ , гробы отцовъ и драгоцѣнный ихъ прахъ , все это мое отече-

ство, все привязываетъ меня къ нему узами, неразрѣшимыми и непонятными для холоднаго ума. ... Таково чувство мое къ тебѣ, Россія ! а чувства не умѣютъ давать отчета. »

Другое воспоминаніе занимало его постоянно , и съ живостью возобновлялось въ немъ письмами жены. Она увѣдомляла его о себѣ, но еще болѣе о ихъ дитяти, и Ломоносовъ часто желалъ взглянуть на милыхъ его сердцу. Когда минулъ годъ , назначенный ему для прожитія во Фрейбергѣ, онъ поспѣшилъ въ обратный путь. Генкель далъ ему самое одобрительное свидѣтельство объ успѣхахъ, объ усердіи, дѣятельности и отличныхъ занятіяхъ его. Трогательно было прощаніе Ломоносова съ этимъ старикомъ, который полюбилъ молодаго Русскаго , и, съ жаромъ привязаннаго къ своему занятію человѣка, уговаривалъ его распространить въ Россіи истинное познаніе Горнаго Искуства.

Ломоносовъ отправился въ Марбургъ пѣшкомъ , потому что кошелекъ его былъ давно пустъ. Онъ мало взялъ съ собою денегъ, прожилъ во Фрейбергѣ долго, путешествовалъ, и теперь принужденъ былъ возвращаться въ большой нуждѣ. Еще разъ взглянулъ онъ на Саксонію, которая всегда представлялась ему въ новой красотѣ, и наконецъ, черезъ нѣсколько дней, добрелъ до жилища своей жены.

Съ восторгомъ бросилась къ нему на шею Христина и долго не могла произнести ни одного слова. Наконецъ она указала ему на маленькую дѣвочку , которая увивалась около нея, и произнесла съ тревогой чувствъ :

— Ты-ли это , Михайло ? Тебя-ли наконецъ Вижу я?

Онъ, не отвѣчая на вопросы ея, схватилъ на руки дѣвочку, и спрашивалъ въ свою очередь :

« Неужели это дочь наша ? неужели это наша Минна ?

— Да , да ! это она ! Ахъ , Михайло ! наконецъ ты опять со мной.

« Съ тобой, милая Христина ! Но я и въ разлукѣ любилъ воображать себя подлѣ тебя, любилъ думать, что ты невидимо со мной.

— А для меня это было однимъ утѣшеніемъ ! И какъ долго длилась наша разлука !... Но ты усталъ, Михайло, ты ужасно усталъ!

Она бросилась и принесла ему ужинъ, бѣдный, приправленный только ея радушіемъ.

Ломоносовъ возвратился вечеромъ , и долго разсказывалъ о своемъ путешествіи, о своихъ впечатлѣніяхъ, и успѣхахъ. Ему было такъ весело дѣлиться съ Христиной всѣмъ , что принесъ онъ изъ своего путешествія! Малютка дочь иногда прерывала его разсказы, и онъ бралъ ее на руки, ласкалъ съ нѣжнымъ чув-

ствомъ ошца, и опять обращался къ своей Христинѣ.

Послѣ людей чуждыхъ, холодныхъ въ самомъ радушіи своемъ, послѣ продажныхъ услугъ наемниковъ и торгашей удобствами, послѣ долгой неволи чувствъ, которымъ нѣтъ простора въ кругу самыхъ благоразумныхъ, самыхъ добрыхъ , самыхъ пріятныхъ , но чужихъ намъ людей, какъ усладительно вдругъ очутиться въ родной семьѣ, въ тихомъ уголкѣ своемъ, среди немногихъ, близкихъ сердцу! Какъ весело взглянуть на всѣ знакомые намъ предметы! увидѣть радостныя лица любящихъ насъ, и сбросить съ себя вдругъ всѣ труды, все одиночество, всѣ досады пути, для пріятнаго отдыха, Ломоносовъ вполнѣ испыталъ это наслажденіе, и ни одна тревожная мысль не возмутила его радостнаго забытья, ни одно горькое воспоминаніе не отравило его спокойствія въ день свиданія съ женою. А это подарокъ судьбы. Это рѣдкій выигрышъ у слѣпаго счастья.

Глава XIII.

На другой-же день гидра заботы впилась въ него. Добрая Христина должна была сказать Ломоносову, что у нея давно истрачены всѣ оставленныя имъ деньги, и что она уже болѣе двухъ мѣсяцевъ принуждена была жить нищенски. Накопилось опять много и долговъ.

Ломоносовъ повелъ рукой по лбу, какъ будто отирая холодный потъ, или требуя совѣта у головы своей, и, скрѣпивъ сердце, сказалъ :

— Я пойду къ Вольфу. Можетъ быть онъ выдастъ мнѣ третное жалованье. Или не пособитъ-ли намъ отецъ твой, хоть мнѣ очень не хотѣлось-бы просить у него помощи.