Михаил Васильевич Ломоносов. Том 1

ты можешь также съѣздить въ Кіевъ, поучиться и тамъ годъ, два. Почтенные наставники , вѣрно, дозволятъ тебѣ это, » прибавилъ онъ съ улыбкою , обращаясь къ властямъ Заиконобпасской Академіи.

Какъ тонкій политикъ во всѣхъ малѣйшихъ отношеніяхъ, Ѳеофанъ не хотѣлъ поддерживать долѣе разговоръ съ ученикомъ, въ продолженіе котораго безмолвствовали его учители. Онъ еще разъ благословилъ Ломоносова, и, сдѣлавъ ему нѣсколько пастырскихъ наставленій, отпустилъ юношу, восхищеннаго умомъ и благодушіемъ знаменитаго мужа.

Оставшись въ своемъ кругу, гдѣ игралъ онъ первую роль, Ѳеофанъ завелъ рѣчь о многихъ предметахъ, былъ отмѣнно милостивъ ко всѣмъ, и прощаясь съ братіею, будто вспомнилъ опять о Ломоносовѣ и поручилъ его особенному покровительству Архимандрита и Префекта.

6*

Дни пошли опять своею чередой ; только Ломоносовъ вскорѣ замѣтилъ , что начальники и и учители стали требовательнѣе къ нему, начали изъявлять нѣкоторую холодность къ своему прежнему любимцу, и, не рѣдко, язвительными намеками напоминали ему, что онъ фаворѣ у Высокопреосвященнаго. Это чувство такъ естественно въ сердцѣ человѣческомъ ! Въ самомъ дѣлѣ, какъ осмѣлился выскочка разглагольствовать прямо съ такою высокою особою, и заставилъ старшихъ своихъ быть только слушателями? Да и какъ не совѣстно Высокопреосвященному унижать себя разговоромъ съ простымъ школьникомъ, когда вокругъ него столько почетныхъ особъ. О, надобно-же доказать ничтожному пришельцу, что онъ еще не вышелъ изъ подъ нашей ферулы ! надобно доказать.

Начались эти доказательства. Первое состояло въ томъ, что съ него стали строго взыскивать за малѣйшее недоразумѣніе, за самую мѣлкую ошибку. Второе , отъ него стали требовать не человѣческихъ успѣховъ; третье, ему начали отказывать во всѣхъ, самыхъ справедливыхъ просьбахъ ; четвертое.... но возможно-ли исчислить все ? Этого не лъзя даже ставить въ вину человѣку, если такое чувство маленькаго мщенія, какъ будто доказательство его силы, кроется въ душѣ почти каждаго, и

только строгій прцсмотръ за нашимъ хранилищемъ всего прекраснаго, высокаго, благороднаго , только безпрерывное наблюденіе за собою , дѣлаютъ насъ чистыми, достойными высокаго нашего названія.

Однакожь , схолько мы ни отдаемъ справедливости сердцу человѣческому , а Ломоносову было отъ этого не легче. Онъ долго терпѣлъ нападенія непріязненныхъ (дологъ и одинъ день для того , кто терпитъ ) ; наконецъ рѣшился объясниться съ самимъ отцомъ Архимандритомъ, и повергнуть передъ нимъ свою искреннюю , давнюю просьбу.

Явившись къ нему въ свободную минуту, онъ нашелъ его одного, что было очень кстати, и за смиреннымъ завтракомъ, что было еще больше кстати. Архимандритъ былъ истинно добродѣтельный , благочестивый человѣкъ ; желалъ добра и дѣлалъ его всякому ; но иногда увлекали его услужливые совѣтники. Онъ не разлюбилъ Ломоносова, и не смотря на черную тѣнь , которая легла между ними послѣ Ѳеофанова посѣщенія, встрѣтилъ его благосклонно.

«Что скажешь, добрый Архангелогородецъ?» спросилъ Архимандритъ ласково.

— Ваше Высокопреподобіе ! Вы мой благодѣтель : смѣло являюсь къ вамъ съ новою просьбою.

« А я радъ выслушать тебя.

— Отпустите меня въ Кіевъ, Ваше Высокопреподобіе.

« Въ Кіевъ ? а зачѣмъ ?

— Одинъ годъ поучиться тамъ, посмотрѣть славнаго въ Исторіи нашей мѣста, и прочесть нѣкоторыя книги.

« Въ Кіевъ !... Не по приказу-ли Высокопреосвященнаго ?

— По собственному желанію и по благословенію этого великаго архипастыря. Остается только вамъ благословить меня.

« А если я не могу сдѣлать этого ?»

— Милость Вашего Высокопреподобія неизреченна.

« Оно такъ , » сказалъ Архимандритъ смягчаясь,» но я не властенъ одинъ отпустить тебя

Ломоносовъ обратилъ на него глаза съ вопрошающимъ видомъ.

« Да, не властенъ ; для этого надобно согласіе всей Академіи, надобны особенныя причины; а между тѣмъ , того и жди, что ты опять станешь публично разсказывать о своемъ самозванствѣ.

— Ваше Высокопреподобіе! передъ архипастыремъ и въ вашемъ присутствіи изливая свою душу , я не думалъ , что оскорблю кого ни-

будь. Но если я виноватъ , простите меня и припишите моей неопытности поступокъ, можетъ быть, слишкомъ дерзкій. Вамъ извѣстно, что я не былъ никогда доносчикомъ и сплетникомъ. Клянусь Богомъ, что гдѣ-бы ни былъ я, мое глубокое почтеніе къ вамъ не изгладится въ моемъ сердцѣ. Вы можете вѣрить мнѣ, вами облагодѣтельствованному.

« Я и готовъ вѣрить , но сказалъ уже, что одинъ не могу отпустить тебя. Для этого надобно согласіе Академіи и особенныя побудительныя причины.

— Причина : страсть моя къ ученью.

« Да, я часто слышу объ этой страсти ; но слышу и о другихъ страстяхъ твоихъ ; ты не уживчивъ съ товарищами , не уважителенъ къ старшимъ, дерзокъ съ высшими.

— Въ первый разъ на меня это обвиненіе ! и оно тѣмъ прискорбнѣе, что узнаю о немъ изъ устъ Вашего Высокопреподобія.

« Да, любезный Михайло, я долженъ сказать, что все это говорятъ о тебѣ люди , достойные вѣры.