Михаил Васильевич Нестеров

Находясь в двух объединениях, Нестеров вместе с тем чувствовал различие своих творческих принципов как с тем, так и с другим. Он писал: «Не находя отзвука на мое душевное состояние у передвижников, я не нашел его и в кружке „Мир искусства“, и в этом я был ближе других к Левитану. Мы поверяли друг другу свои недоумения, тревоги и опасения и, приняв предложение участвовать на выставке „Мира искусства“, мы не бросили „передвижников“, что, естественно, раздражало Дягилева, человека очень властного, решительного, не желавшего считаться с нашим душевным состоянием.

Мы с Левитаном мало-помалу очутились в положении подозреваемых, как тем, так и другим обществом, и понемногу приходили к мысли создать свое собственное самостоятельное художественное содружество, в основу которого должны были стать наши два имени, в надежде, что в будущем к нам присоединятся единомышленники-москвичи»^[86]. Смерть Левитана, последовавшая летом 1900 года, помешала осуществлению задуманного.

В дальнейшем пропасть между Нестеровым и этими двумя объединениями все росла. Вскоре художник почти одновременно выходит из Товарищества и из «Мира искусства». После 1901 года он уже не принимает участия в их выставках. Промежуточное положение Нестерова между двумя объединениями, неудовлетворенность многими своими работами в значительной степени определили поиски нового. В начале 900-х годов художник ищет иные принципы. В этом отношении показательна его картина «Думы» (1900; Русский музей)^[87].

Думы. 1900

Нестеров, развивая свою прежнюю концепцию, приходит к мысли о печали, неудовлетворенности человеческой души. Картина во многом отличается от предыдущих работ. Простой деревенский пейзаж написан очень обобщенно. Две женщины у берега. Одна сидит, погруженная в скорбные безысходные думы, которые точно пригибают к земле ее голову, другая, стоящая, сдержанна и внешне спокойна. Эта небольшая картина, почти этюд, не столько повествует о женской доле, полной скорби и одиночества, сколько, может быть, отражает личные раздумья художника, его субъективные настроения в этот период. В своем уходе от мира человек не находит не только радости, но и успокоения, его раздумья глубоки, но он лишь покорно следует своей судьбе.

Совершенно по-новому в картине изображен пейзаж — абсолютно реальный, свободный от какой бы то ни было стилизации. Он фрагментарен, написан очень обобщенно и лаконично. Поражает широкая манера письма, лишенная прежней выписанности деталей, очень близкая к поздним произведениям Левитана^[88].

Нестеров неоднократно в своих воспоминаниях указывал на большую близость своих творческих принципов искусству Левитана. «Мы оба по своей натуре были „лирики“, мы оба любили видеть природу умиротворенной»^[89], писал он. Нестеров искал в природе ее скрытый смысл, выражение «тайн природы». В большинстве его произведений пейзаж в силу общей концепции играет огромную смысловую роль, иногда даже большую, чем человек.

Для Нестерова природа являлась носителем идеи человеческой жизни, неотделимой от нее. Будучи не столько местом действия, сколько выразителем духовных устремлений, она раскрывала представления человека, мир его души. В произведениях Нестерова 90-х годов природа часто изображалась как бы через призму видения героя. («Юность преподобного Сергия», «Под благовест», «Дмитрий, царевич убиенный»). Отсюда проистекала та ее призрачность, которая в лучшем случае приводила к выражению очищенности и красоты, а в худшем к стилизации и манерности.

Вместе с тем природа Нестерова всегда была носителем его собственных представлений. «В моих созданиях, — писал он, — моим постоянным желанием было возможно точно, искренне подслушать свое собственное чувство, свою веру, свое волнение, найти и передать в природе то, что вызывало во мне восторг, умиление, печаль или радость»^[90]. Эта черта роднила Левитана и Нестерова, определяла их внутреннюю связь. Но у Левитана субъективные начала, глубокое внутреннее ощущение природы соединялось с выражением больших объективных чувств людей своего времени. Нестеров в большинстве своих пейзажей 90-х годов часто подчинял изображение природы своей субъективной идее. В дальнейшем, уже в 900-е годы, он приходит к большей объективности, его видение природы становится более близким к видению Левитана^[91].

* * *

Искание новой, более жизненной основы для своего искусства определяет направление творчества Нестерова в 900-е годы. Художник стремится найти подтверждение своей концепции уже не в истории, а в современной жизни. Его картины 900-х годов как бы повторяют тему, начатую в «Пустыннике». Однако решения этой темы за немногими исключениями значительно отличаются от своего прообраза.

В 1901 году Нестеров предпринимает поездку в Соловецкий монастырь, связанную также с его работой над картиной «Святая Русь». Вскоре он создает целый ряд произведений, в основе которых лежат непосредственные наблюдения.