Михайлов или Михась?

«Вы же понимаете, господа, выходные дни — для швейцарцев это святое», — лицемерно вздохнул информатор. Адвокаты тем ни менее восприняли столь тревожное для их подзащитного сообщение весьма благодушно, решив, что Кроше и Зекшен такой вот мелкой местью сводят счеты за свое поражение и Михайлову теперь придется еще двое суток, до понедельника, пробыть в своей тюремной камере, ожидая полного освобождения. Испытывая вполне объяснимую эйфорию после ошеломляющей победы, читая и перечитывая по многу раз свои фамилии во всех печатных изданиях, мэтры швейцарской адвокатуры полагали, что ничего страшного не произошло — ну подумаешь, что такое двое суток после столь блестящего вердикта!

Не зная, повторюсь, этих нюансов, Сергей с присущей ему остротой мгновенно проанализировал ситуацию и уже не сомневался, что против него готовится некая провокация.

— Послушайте, господа, — обратился он к полицейским. — Как вы себе представляете мое появление в России или в каком-либо ином государстве? Человек два года отсидел под следствием в женевской тюрьме и теперь прилетает не то что без паспорта, а вообще — без всяких документов. Да меня тут же обвинят в побеге из тюрьмы, а также в нелегальном пересечении государственных границ. И каким образом я смогу доказать, что покинул вашу страну легитимным порядком? Присяжные признали меня не виновным. Не далее, как вчера вечером судья объявила меня свободным человеком и я не намерен подчи-няться вашему произволу. Вы напрасно думаете, что вот так запросто сумеете затолкать меня в самолет. Пока мне не выдадут сопроводительных документов, я и шагу отсюда не сделаю. А если вы захотите применить ко мне силу, то вам придется очень постараться. Советую не терять времени и вызвать сюда подразделение спецназа, да пусть ребят отберут покрепче. Я прекрасно владею восточными единоборствами, так что уступать вашим парням я не намерен и за себя сумею постоять. Они смогут занести меня в самолет лишь на носилках, предварительно переломав мне все кости. Заодно продемонстрируете всему миру свою хваленую швейцарскую демократию.

Привыкшие к безропотному и бессловесному подчинению, женевские полицейские попросту оторопели — тирада, произнесенная вчерашним заключенным тюрьмы Шан-Долон, явно возымела на них действие. Полицейский офицер стремглав бросился к телефону, сбивчиво передавая требования Михайлова, то и дело повторяя, что «месье Микайлоф» в случае невыполнения его требований грозится применить физическую силу. Трактование было, конечно, весьма вольным, но Сергея и такая интерпретация его слов вполне устраивала. Тем более, что неповоротливая чиновничья машина мгновенно пришла в движение. Уже через несколько минут оснащенные по последнему слову современных средств связи полицейские аэропорта строчили кому-то донесения и отправляли их по портативному факсу, вмонтированному в кейс, а вскоре и ответ, заверенный всеми необходимыми подписями и печатями, был по тому же факсу получен. Документ сей можно использовать в качестве эксклюзивного образца правового цинизма и кощунства, граничащих с беспределом, а место ему не иначе как в международном музее Фемиды, если таковой когда-нибудь создадут. И та самая Карла дель Понте, дни которой на посту генерального прокурора Швейцарии были уже сочтены, именно она, поправ все законы и до суда предрекая Михайлову долгое тюремное заключение, к этому кощунственному документу свою руку приложила непосредственно:

«Полиция кантона Женева Полиция безопасности Секция! V

Относительно: СЕРГЕЯ МИХАЙЛОВА

Мы подтверждаем, что господин Михайлов Сергей, дата рождения 07.02.1958 г., должен быть выслан в Москву на борту рейса Ту-272 по требованию генерального прокурора Швейцарии.

12 декабря 1998 года. Полиция безопасности Секция! V»

— Все это заняло довольно много времени, и, когда мы подъехали к самолету, трапа уже не было, так что мне пришлось взбираться по какой-то шаткой лесенке, — завершил свой рассказ Сергей. — Кстати, оба документа — и о вероятности моего убийства в Москве, и о предписании генерального прокурора Швейцарии отправить меня в Россию я бы хотел, чтобы пока находились у тебя.

— Но ведь это такие важные бумаги, они в любой момент могут тебе и самому понадобиться, — удивился я его решению.

— Именно потому, что они действительно чрезвычайно важные, я бы и хотел, чтобы с ними ничего не случилось, — возразил Сергей. — Дело в том, что я готов к любым провокациям. Впрочем, если ты боишься… Мы ведь, по сути, с тобой едва знакомы.

— Вот еще! — фыркнул я. — Чем мне, журналисту, который два года официально освещал этот процесс, могут повредить бумаги, имеющие непосредственное отношение к делу? И потом, если бы я был таким боязливым и осмотрительным, я бы не летел сломя голову в этот самолет.

— Это точно, — широко улыбнулся Михайлов. — Кстати, ты обещал рассказать, как здесь очутился. Ну, насчет твоей гениальности я уже понял, а к чему относится «я тебя вычислил»?

— Да это просто с языка сорвалась фраза из старого анекдота.

Если захочешь, потом расскажу.