Михайлов или Михась?

— Нет уж, рассказывай сразу, я люблю анекдоты.

— Ладно, анекдот такой. Рано утром по микрорайону идет мужчина, а ему навстречу — другой. Мужчина рассуждает: «Откуда может так рано утром идти такой элегантный молодой человек? Конечно, от женщины. В нашем районе три достойные женщины: Маня, Рая и моя любовница Роза. От Розы я иду сам. Маня лечится от болезни, которую в приличном обществе называть нельзя. У Раи новый любовник, которого я не видел, но знаю, что его зовут Григорий Маркович». В этот момент они поравнялись. Мужчина галантно приподнимает шляпу и приветствует: «Доброе утречко, Григорий Маркович». Тот удивлен:

— Откуда вы меня знаете?

— Я вас таки да вичислил!

Отсмеявшись, Сергей потребовал и от меня подробного, так сказать, без анекдотных хохмочек рассказа. А я и не возражал.

Утром, после того как адвокаты получили информацию о том, что документы Михайлова хранятся либо у Зекшена, либо у Кроше, они решили, что и им не грех провести славно уик-энд. Меня же свербила какая-то неосознанная мысль, скорее интуитивная, нежели осмысленная. Со своими сомнениями я отправился к переводчику Андрею Хазову. Выслушав мои сомнения, Андрей высмеивать меня не стал, но заметил, что мне не хватает знания ментальности швейцарцев.

— В выходные дни здесь не происходит и не может произойти ничего, что помешает отдыху швейцарца, — увещевал Хазов. — Никто делами Сергея заниматься не будет, все решения примут не раньше понедельника.

— Тогда и я тебе возражу, — огрызался я нахально. — Ты ведь знаешь поговорку о небывалой скупости швейцарцев: «Ни один швейцарец не ляжет спать до тех пор, пока десять раз не пересчитает тот единственный франк, который в этот день заработал».

— Это ты к чему?

— Да к тому, что если решение о высылке из страны уже принято, то его осуществят именно сегодня, в субботу, не дожидаясь начала недели. К тому же отправлять будут только рейсом «Аэрофлота», а не швейцарской авиакомпании, дабы не выкладывать собственные денежки. Ты лучше позвони в аэропорт и узнай, есть ли сегодня аэрофлотовский рейс из Женевы, а если есть, то в котором часу.

Выяснилось, что именно сегодня в Москву летит самолет «Аэрофлота» и до конца регистрации остается чуть менее часа. Я стремглав бросился в свой гостиничный номер за чемоданом, Андрей плелся за мной и уныло бубнил, что не понимает, мне-то для чего лететь именно этим самолетом.

— Эксклюзивное интервью на борту самолета с человеком, которого два года кряду обвиняли в мыслимых и немыслимых преступлениях, а затем полностью признали невиновным, — это же вершина репортерской удачи, — на ходу объяснял я Хазову, беспорядочно запихивая в чемодан вещи и упаковывая компьютер.

В аэропорт я примчался, когда регистрация только-только закончилась. И все же меня зарегистрировали — свободные места были, это в итоге и решило дело.

Закончив свой рассказ, я подозвал все ту же стюардессу Риту, сменившую теперь гнев на милость, и предложил Сергею выпить за его освобождение. Он отрицательно покачал головой и заметил, что в Москву ему лучше прилететь абсолютно трезвым, так как неизвестно, какие сюрпризы там его могут ждать.

— Ну тогда позволь мне одному выпить за твою свободу, — упрямо заартачился я.

Сергей посмотрел на меня долгим взглядом, едва заметно улыбнулся и произнес:

— В таком случае позволь тебе этого не позволить. — Он плеснул водки на донышко рюмки, а доверху — кубики льда.

Самолет мерно гудел моторами, и хотя Михайлов постоянно думал о чем-то своем, на вопросы мои отвечал охотно. Так что задуманное эксклюзивное интервью шло как по маслу. Но потом затрещало, что называется, по швам. Дело в том, что этим же рейсом в Москву возвращались несколько свидетелей защиты, из тех, что в последний день заседания выступали в суде. Сарафанное радио, как известно, вообще самое оперативное, а уж в замкнутом пространстве самолета оно сработало безотказно — о том, что в самолете летит Сергей Михайлов, уже вскоре стало известно всем. В наш салон началось настоящее паломничество. С Натальей Саранкиной, Владимиром Кизяковским, Василием Зиминым Михайлов проработал много лет, не виделись они давно, а во время суда да и после оглашения вердикта присяжных им, понятное дело, пообщаться не удалось. Так что теперь, в самолете, торопились наговориться. Кончилось тем, что стюардесса непререкаемым тоном попросила прекратить хождение по салону и приказным тоном велела всем занять свои места, тем более, что вскоре и посадку объявили.