Михайловский замок

Росси слушал Воронихина, затаив дыхание, глубоко спрятавшись в тень за выступом камина, - боялся своим присутствием помешать такому важному для него разговору.

- Поль принимал участие и во взятии Бастилии? - тихо спросил Баженов.

- Он был в первых рядах. Поль Очер, так звался он в Париже. Как сейчас вижу его молодое вдохновенное лицо и слышу слова, которых ни он, ни я не забудем...

Воронихин прошелся по комнате и, подойдя к Баженову, слегка нагнулся и протянул к нему обе руки, словно хотел передать какое-то сохраненное им сокровище:

- Поль сказал после взятия Бастилии: "Лучшим днем моей жизни будет день, когда я увижу Россию обновленной такой же революцией. И быть может, мпе там выпадет та же роль, которую здесь играет гениальный Мирабо""

- Твоему Полю скоро представится прекрасный случай доказать на деле свой девиз и провести в жизнь свои замечательные слова, - сказал, подымая голову, с загоревшимся взглядом Баженов, - он ведь близкий друг Александра, а как только тот станет царем... обширное поле ему для опытов.

- Васенька, - просительно сказала Груша, давно вошедшая и слушавшая разговор, - не надо об этом, опять зря разволнуешься.

Но Баженов отстранил жену, положившую ему на плечо руку, встал, подошел к Воронихину, с горечью сказал;

- Ведь с мечтой о Павле и я соединял в молодости мечту о счастье моей родины. Я пожертвовал этой мечте наибольшим, чем обладал, - моим даром зодчего. Но что за безумие питать надежду о преобразовании деспотизма в разумную власть рукой самого деспота!

- Признаюсь, и у меня такой надежды больше нет, - отозвался потухшим голосом Воронихин. - Я слишком близко и рано узнал, как невозможно людям, стоящим вверху лестницы, где фортуна сыплет дары, добровольно отказаться от своих преимуществ. Прекраснейший человек граф Строганов, я премного ему обязан, однако как трудно было из его рук получить свободу даже мне, его, так сказать, родственнику... Этот барон Строганов, мой отец, когда открыл масонскую ложу в Перми, желая и меня провести в масоны, настоял, чтобы граф дал моей матери, его крепостной, вольную. Ведь по масонскому уставу только сын свободной матери имеет право стать членом ложи. И масонство для меня прежде всего оказалось свободой - прекращением бытия рабского. Входя в Ложу, я действительно был равный с равными.

- Пожалуйте к столу, - сказала весело Грушень-ка, хлопоча у кипящего старозаветного самовара, еще Полученного в приданое, - а потом и Казакова посылку рассмотрим. Любимый это ведь мой дворец в Царицыно, как сказка он из тысячи одной ночи.

- И какой грандиозный у вас получился тут размах, - сказал Воронихин, - какая мощность воображения! Этот переход от кремлевского классицизма к такой необыкновенной пышности.

- Царицына причуда, - пожал плечами Баженов, - ничего она в искусстве не смыслила, а как раньше заладила по-модному - у меня все самое римское, так вдруг - вынь да положь - мавританское. Однако мне эта мысль понравилась: вышло неожиданно в гармонии с пейзажем и в какой-то фантастичен ской связи с древним русским зодчеством. Вот, гляньте, главный фасад, - Баженов раскрыл на свободном краю стола большую папку и вынул прекрасный рисунок тушью.

Два больших квадрата с восьмигранными башнями, Стены красные, изукрашены ажурным из белого камня орнаментом, стрельчатые окна, белые колонны.

- В густой зелени парка это белое на красном было как кружево, сказала восхищенно Грушенька, - особенно хороша вот эта галерея в два яруса с белыми башенками, островерхими пирамидками, арками, Я входила туда как в чудный сон, - мечтательно добавила она, и Росси на миг загляделся на ее вдруг помолодевшее, прелестное в своей непритязательной женственности лицо.

Но когда из рук Воронихина до него дошли рисунки и чертежи, присланные Казаковым, он погрузился в них и забыл, где находится. Главное, что поразило его уже требовательный глаз, это было полное отсутствие громоздкости, тяжести при большой и сложной монументальности замысла.

Галерея соединяла большой дворец с особливым корпусом в два этажа для кухонь, приспешень и погребов, и это было так умно рассчитано, что только облегчало массивность центрального здания и хлебного двора, подхваченного двойными колоннами.

- Вот здесь, от дворца к оперному дому, пробегала моя самая любимая "утренняя дорожка", - указала на рисунок Грушенька. - Ах, что за чудесные липы благоухали по обеим ее сторонам! Даже пчелки там только жужжали, а не жалили...

- В какой несравненной пропорции линий взяты арки, зубчатые башни, стрельчатые окна, - восхитился Воронихин. - Русская псевдоготика - явление столь самобытное! Ничего подобного нигде не найти, а у нас стоит под самой Москвой...

- Не стоит, а стояло, - поправил его насмешливо Баженов.

- Но почему, по какой причине это сказочное строениег которому по оригинальности замысла нету равного, подверглось столь жестокому отвержению? - невольно вырвалось у Росси.