Михель и Ундина (СИ)

Останавливается хоровод, расцепляют девушки руки. Которую выбрать, чтобы не обидеть остальных?

Застыла в радостном предвкушении Лизхен, выбилась из-под чепца белокурая прядь. Видит Михель, что нет никого красивее среди девушек, но отчего-то медлит. Глупость этот королевский венок, просто связанные между собой берёзовые ветки. Но если Лизхен и в самом деле любит Михеля, зачем давать ей ложную надежду?

– Прости, – виновато шепчет он. – Я больше не люблю тебя.

И проходит мимо.

Останавливается Михель перед Мартой. Безумной радостью озаряется её лицо. Легко осчастливить дурнушку, вознести её над другими. Вот только что делать потом с раненым девичьим сердцем? Для того, чтобы поцеловать Марту в щёку, Михелю приходится привстать на цыпочки.

– Прости, – говорит он, – но это будешь не ты.

И проходит мимо.

У сероглазой девушки миловидное маленькое личико, хорошенький курносый нос. На вид ей не дашь больше четырнадцати лет. Девчонка почти, только-только надевшая женское платье и чепец, не познавшая пока ни мук, ни радости любви.

– Как зовут тебя, красавица? – спрашивает Михель.

– Иванка.

– Хочешь быть Летней Королевой?

Иванка, зажмурившись, радостно кивает.

И Михель, развязав ленты чепца, бережно укладывает на её простоволосую русую голову берёзовый венок.

Толпа разражается приветственными криками, когда Король и Королева праздника всходят на помост.

Ах, каким счастьем светится из-под зелёных листьев Иванкино лицо! Как робко она касается своими полудетскими пальчиками широкого Михелева запястья! Как звонко смеётся, когда звучат первые такты лужичанской польки – танца, который должны открывать Михель и Иванка.

Крутятся по лугу нарядные пары. Какой-то высокий парень подхватил за талию Лизхен. Даже для Марты нашёлся кавалер, Михель с удивлением узнаёт в нём Збышко – одного из братьев, что помогали ему делать колесо.

Ещё немного, и Летний Король, выполнив почётную обязанность, сможет незаметно исчезнуть с праздника. Кто знает, может быть, навсегда.

Рассеянно слушая щебет Иванки, Михель уводит свою маленькую Королеву из толпы танцующих, покупает ей с лотка Мюллера пышный маковый бублик, заказывает в палатке у Милоша кружку клубничного вина.

– Веселись! – напутствует на прощанье. – Ты здесь самая красивая!

Потом снимает со своей головы венок и исчезает в темноте.

========== Часть 16 ==========

16

– Я пришёл, – произносит Михель, стоя на берегу.

Эту фразу он говорил не раз, но у неё никогда не было продолжения, и никогда до этой ночи Михель не сжимал в кармане отцовский складной нож.

– Я истомился в ожидании, измучился разлукой с тобой. Я устал просыпаться и засыпать без тебя. Выйди под солнечный свет или забери меня во тьму, мне всё едино. Только не заставляй больше каждую минуту тосковать о тебе, – уговаривает он реку.

Висит над Михелем молодой месяц. Плещется вода в запруде. Какая-то ночная птица трижды прокричала в камышах.

– Выйди ко мне, дай в последний раз коснуться тебя. Дай увидеть, как светится лунным сиянием твоя белоснежная кожа, как звёзды отражаются на дне твоих зрачков, – страстным шёпотом просит Михель.

Зашелестел ветер, качнул ветви старой вишни. Давно осыпались белоснежные лепестки, но чудится Михелю, будто чей-то светлый силуэт соткался вдруг за корявым стволом. Сжал он покрепче нож, шагнул навстречу.

***

– Ты куда пропал? – обиженно спросила Иванка. – Там все танцуют, веселятся, я тоже хочу.

– Как ты здесь оказалась?

– За тобой пошла. Чуть не заблудилась. Мне страшно было, но я по дороге бублик жевала, чтобы не бояться. Хочешь половинку?

Ругая себя последними словами, Михель подхватил девчонку под локоть

– Найдёшь обратную дорогу?

– Неа, – честно призналась Иванка. – А ты что тут делаешь, рыбу ловишь?

– Рыбу-рыбу. Большую такую щуку с огромными острыми зубищами. Не уйдёшь подобру-поздорову, скормлю ей тебя, – невесело пошутил Михель.

– Не скормишь. Ты добрый, – Иванка прижалась к его плечу. – А большие щуки сегодня спят. Они всегда спят, когда люди костры жгут и веселятся. Можно, я с тобой побуду? Мне так холодно одной.

Вздохнул Михель, снял вышитый камзол, закутал в него Иванку.

– Садись, вот тут, под вишней, только тихо. Если случится что – беги в сторону луга и громко-громко кричи. Ты с родителями в деревню приехала?

– Я сирота. Меня в гости позвали, пожить немножко.

– Надолго?

– На неделю, – Иванка опять шмыгнула носом и, судя по звукам, принялась доедать бублик.

Замолчал и Михель, настороженно вслушиваясь в ночные шорохи. Вот плеснула вдалеке крупная рыба. Вскинулся он, встал между берегом и Иванкой.

– Не придёт она, – тихо сказали за его спиной. – Говорю же тебе, спит. Не нужно её будить.

Оглянулся Михель, а под вишней и не Иванка вовсе. Вернее она, только постарше, но вот насколько – на пять лет или на пятьдесят – так сразу и не определишь: красивая, светлоглазая, распущенные серебристые волосы струятся по плечам до самых лодыжек, светятся в темноте.

– Ты? – задохнулся Михель.

– Я, – кивнула Ундина. – Такой я была, когда твой отец заманил меня сюда много вёсен назад.