Миколка-паровоз

Гришка-Лисапед по своей несознательности наделал такого тарарама на дворе, так суетился и болтал, что… Ужасен был его рассказ о том, как сиганул Янка «из-под самых облаков на землю» и остались от него после этого только штаны, да и те рваные. И весь наш двор кинулся на поиски отважных парашютистов, зовя их, уговаривая и даже грозя. В конце концов ребята покинули укрытие в смородиновых кустах и предстали предо всеми живыми и целехонькими, если не считать волдырей от крапивы. Но дело-то не в том: опростоволосились они, конфуз на весь мир! Нелепая история вышла и с парашютной вышкой, и с покорением воздушной стихии…

Теперь вы знаете, с чего начинал свою летную карьеру Янка с нашего двора. Досталось ему, конечно, прежде всего от бабушки, но и отец не остался в долгу.

— Ты слыхал, как надо прыгать, сынок. Но знать нужно и как приземляться. Ну кто ж, скажи, пожалуйста, на крапиву-то прыгает? Да еще не в полной форме…

Что ответишь на такое отцу? Ничего. Прав папа, как всегда: наперед думай, как приземляться будешь!

Зато с бабушкой Ариной Янка немного попререкался. Та все охала да ахала и смахивала слезинки:

— Такой редкостный зонтик — и на тебе. Еще при царе Александре куплен! Материал добротный, не то что нынче. И ручка — из слоновой кости. И кружевная оторочка…

Не сдержался Янка и угрюмо проговорил:

— Какой там материал — сплошное сито. И вообще, разве при царях бывало что-нибудь хорошее! Совсем несознательная вы у нас, бабушка. Ишь, про царя — да со слезами…

Само собой, бабушке Арине нечего было сказать в ответ на такие слова. И ничего она не сказала, только горестно вздохнула: дескать, может быть, ей штаны Янкины дороже всякого царя… Всхлипнув напоследок, добавила насчет зонтика. Дорог он не потому, что при царе был куплен, а потому, что напоминает ей молодые годы, а кто же недруг своей молодости, кто не бережет память о ней…

— Вот проживешь с мое, Янка, тогда узнаешь…

Янка понял, что переборщил малость, и пошел с бабкой на примирение. Да и то сказать, не такая уж она сердитая, как порою может показаться. Бормочет, бормочет всегда под нос себе, будто злая-презлая, отчитывает Янку, потом вдруг положит ему на тарелку самые румяные оладьи и польет сметаной, потом две столовых ложки вишневого варенья наберет на розетку. Ну, а простудится Янка, кто днями и ночами просиживает возле кровати, одеяло под бока подтыкает! Все она, бабушка Арина. Маму Янка не помнит совсем, померла она давно. Вот и живет он с бабушкой и папой. Дома-то все время, бабушка. Что с того, если она нет-нет да и поворчит на него и даже всплакнет?..

История с тем злополучным парашютным прыжком кончилась общим добрым миром. Не верите? А даром, что ли, в тот же вечер вишневое варенье переливалось через край розетки и Янка облизывал столовую ложку!

— Ешь, лакомка, да береги одежку! Разве легко мне, посуди сам, с моими старыми глазами иголкой орудовать.

И долго-долго царил бы мир в их квартире и во всем доме, если бы не этот бабушкин любимец, кот Васька. Надо же было ему попасть в руки авиаторов! Мало, что ли, по чердакам лазить, воробьев гонять да мышей ловить, — так нет! — потянуло и кота в воздушную стихию. Правда, если говорить начистоту, сам кот нисколечко не виноват в своих полетах: это Янкиных рук дело, Янкина затея.

А произошло все вот как.

После вынужденного приземления Янки в крапиву наши парашютисты не на шутку задумались: где ж это видано, где ж слыхано, чтобы отважные воздухоплаватели прыгали из-под облаков на каких-то бабкиных зонтиках и по вине тех зонтиков терпели аварии! Зонтик он всегда зонтиком и остается, одна у него служба — в дождливую погоду людей укрывать! Нет, надо что-то предпринять, нельзя отступать, иначе нечего и мечтать о штурме мировых авиационных рекордов и о полетах в космическое пространство. Но ведь в таком важном деле без прочных знаний не обойтись, — следовательно, нужно изучить теорию.

И вся наша компания взялась за теорию. Да так дружно, с таким увлечением, что иногда на нашем дворе поднимался шум и гам. И тогда прохожие на улице спрашивали постового милиционера:

— Скажите, пожалуйста, уж не открыли ли в этом доме больницу для умалишенных?

Милиционер, козырнув, спокойно отвечал:

— На территории вверенного мне квартала никаких сумасшедших не обнаружено. Если и замечается нарушение тишины, то в этом виноваты не умалишенные, а теория парашютного дела. А теория вообще, как и парашютизм, заслуживает всяческого одобрения.

Поди пойми, добейся толку, что за теория такая и о чем тут речь идет!

А теория тем временем приносила свои плоды. Каждый день и даже после заката солнца со всех балконов нашего двора летели парашюты. Из бумаги, из носовых платков, из старых юбок, из полотенец, — что только ни шло на благо теории парашютного дела! И каждый день и даже после заката солнца то тут, то там раздавались в квартирах встревоженные голоса:

— Боже мой, и куда запропастилась тетина выходная юбка?

На что более опытные жильцы отвечали советом:

— Пока не поздно, ищите парашютную команду. Не иначе, как в их лапы попала юбка вашей тети.