Микрофон

МИКРОФОН

Long dark months of trial and tribulation lie before us.

Many mistakes and disappointments will surely be our lot.

Death and sorrow will be our companion{1}.

Уинстон Черчилль

Он нес с собой этот микрофон необыкновенно бережно, точно боялся поскользнуться и упасть. Микрофон был не тяжелый и не хрупкий, - обыкновенный: вещи, предназначавшиеся для жившего в этом доме большого человека, были неизменно самые лучшие, самые дорогие. Молодой инженер постоянно занимался микрофонами и привык к ним, как повар к кастрюлям. Осторожность его походки происходила не от того, что он нес, а от места, в котором он находился. Он попал сюда впервые в жизни и случайно. Прежде он относился к этому месту довольно враждебно. Теперь война, изменившая все, изменила и это: враждебность перешла в смесь легкой иронии с отдаванием должного. Здесь все было непривычно-роскошно и насыщено историей. Самый дом этот назывался просто по имени улицы, и это имя даже ему, при его взглядах, было приятно произносить: от славы и истории оно из самого обыкновенного стало очень звучным.

«Да, вероятно, здесь все историческое, даже эти зонтики и трости, - подумал инженер еще в вестибюле. - Может быть, это его шляпа? Я читал, что у него слабость к каким-то идиотским шляпам, не то очень большим, не то очень маленьким, не помню... Какой изумительный лакей! Он представительнее любого из наших министров, и это может быть лучшей иллюстрацией к их идее синей крови. Какие это комнаты? Впрочем, их, должно быть, не следует называть просто комнатами, а надо говорить "покои" "салоны", "апартаменты"

Прекрасно одетые люди с любопытством его оглядывали. Заметив микрофон, они кивали головой с видом понимания: всему миру было известно, что сегодня должен говорить по радио большой человек. Кто-то несвойственного этому дому вида оглядел инженера внимательным, долгим, неприятным взглядом. Инженер подумал, что, верно, это агент учреждения, название которого состоит из двух слов, не совсем понятных, но известных каждому мальчишке в любой стране мира. «Конечно, его охраняют не хуже, чем Гитлера или чем Сталина», с одобрением подумал инженер и вдруг остановился. Другой лакей широко распахнул дверь. В нескольких шагах от себя инженер увидел большого человека. Он никогда в жизни его не встречал, но это полудетское-полубульдожье лицо, уже много лет дававшее приличный заработок карикатуристам, было известно всему миру. Большой человек в раззолоченном мундире, с густыми эполетами, при шпаге, держа в руке темную лодкообразную шляпу, что-то вполголоса напевая, быстро шел навстречу грузной переваливающейся походкой, тоже всем известной по экрану.

Инженер смущенно посторонился. Большой человек с любопытством взглянул на него, увидел микрофон, улыбнулся сияющей улыбкой, точно был в полном восторге от жизни, любезно кивнул головой и прошел к лестнице. Он взбежал на первые ступеньки, остановился на мгновение и, почувствовав на себе взгляды, побежал дальше. Инженеру показалось, что он хотел передохнуть. «Право, в такое время его могли бы избавить от придворных церемоний и от всей этой китайщины! Ведь он немолод, у него брюшко, и у него достаточно занятий без переодевания!» - подумал инженер. О брюшке он подумал в общем тоне своего иронического настроения, но большой человек на первый взгляд почему-то очень ему понравился. Он даже немного повеселел. «Вероятно, добрые известия... Все-таки необыкновенно жизнерадостный господин...»

Они пошли дальше. «Там наверху, должно быть, частные апартаменты?» - спросил себя инженер. Он хотел было спросить об этом лакея, подумал, что здесь, верно, не полагается разговаривать с лакеями, и, несмотря на это, или именно поэтому, спросил вполголоса, но не о том, о чем хотел спросить: «Сколько комнат в этом здании?» «Шестьдесят восемь», - ответил снисходительно лакей. «Шестьдесят восемь», - повторил инженер. Здесь все было так необыкновенно, что он, пожалуй, не удивился бы, если бы услышал: «две тысячи".