Микрошечка

И вдруг словно удар молнии сотрясает меня от губ до пяток! Опасно быть облачком… Я ничего не понимаю… как сладок губ твоих ожег… Когда-нибудь через тысячи лет…

Порывом ветра облачко срывает с кресла и оно летит на дрожащих ногах в спальню. В четыре руки раздеваем друг друга. Безумцы! Что мы делаем?! Ведь знаем же!.. Да нет, ерунда — ничего мы не знаем. Мы любим друг друга.

Теперь облачко плывет над постелью, а губы Бога касаются и касаются его ударами молний… О, мой Зевс! Что ты делаешь с беззащитным облачком? Неужели ты не видишь, что от твоих молний на облачке живого места нет! Или ты именно этого и добиваешься?.. И тайфун сжимает облачко, вовлекая его в бешеное верчение вокруг центра вселенной, где вечное блаженство и покой, и все глубже затягивает в свою бездонную воронку. Нет больше сил терпеть эти объятия, нет больше сил сопротивляться… И облачко то ли с громом, то ли с воплем исчезает в темной глубине воронки, пронизываемой молниями!.. Все… Нет больше облачка. Есть только капли дождя, летящие к травам, с пересохшими от жажды губами… Да утолится их жажда.

Зевс умиротворенно спал, возложив длань на то место, где должна была находиться я. Я же по капельке пыталась собрать себя воедино. Пока получалась небольшая лужица в ямке от следа не то коровы, но то оленя. Зевс, помнится, был падок до крупнорогатых… Нет, это не из той оперы. Облачком, помню, была. Не коровой? ИО?.. Это не про меня…

Пожалуй, то, что было — прекрасно. Нет, слишком слабое слово. Из словаря смертных. Наверное, правильней — божественно… Но почему же теперь так грустно? Не от того ли, что богами два раза в неделю и даже раз в месяц не становятся. Боги всегда боги. И лишь избранным смертным раз в жизни позволяют вкусить мгновение бессмертия. Для нас это мгновение промелькнуло. И ему нет возврата. Нам больше не быть богами… И мне теперь оставаться лужицей на дне следа божественной коровы. Лужицей, покрытой корочкой льда. Пока не испарюсь окончательно.

Но почему столь мрачно? Не знаю. Я так чувствую. Я просто понимаю, что видела сон наяву, затмение разума и чувств. Как бы ни было это божественно, и даже именно потому, что было божественно, повторение невозможно! Сны по заказу не снятся, если они не фантограмма. Я знаю, что это была не фантограмма. Хотя не без того… Мы будем раз за разом тщиться повторить чудо. У нас ничего не получится, и мы возненавидим друг друга. Сильно сказано: просто остынем…

Я резко поднялась сквозь Его руку, лежавшую на моей груди, осязание мое безмолвствовало. Рука осталась лежать на кровати. Вместе с блаженно сопевшим телом, разумеется.

Мне стало стыдно за свое бессознательное раздражение к нему, которое я вдруг ощутила. Без особых усилий с моей стороны на глаза навернулись слезы нежности. Как же я его люблю!.. «Любить нельзя сильнее, чем любить, а больше жизни и не может быть…» Сейчас мне кажется — может! Очень даже может. Но долго ли мне так будет казаться?

Я подошла к окну. У меня не было больше сил смотреть на Него. Я боялась зареветь в голос и разбудить своего Зевса. Я бы стала говорить, говорить, говорить… глупости. А он бы не знал, что на них ответить, потому что ответа не существует…

Оказывается, под дневным солнцем вчерашний первый снег подтаял, и сейчас по двору поблескивали маленькие зеркальца заледеневших лужиц. Живая иллюстрация к моим галлюцинациям.

Чтобы сберечь сказку, нельзя позволять ей превратиться в обыденность. Сентенция, которая, похоже, стремится стать руководством к моим действиям.

«Они жили долго и счастливо и умерли в один день…» — обыденность, но какая сказочная! Да нет, глупость! Совсем ему незачем умирать со мной в один день. У него так много планов. Пусть живет еще долго-долго. И по возможности счастливо, если сможет… без меня.

Я пошла в кабинет к своей компьютерной стене. У Него вместо такой стены, стоял обыкновенный компьютер, как тот, что изображен для меня в нижнем левом углу. И книги у него не бутафорские, а настоящие… Я подошла к книжным стеллажам и наугад вытащила томик. Открыла, ожидая увидеть пустую страницу — не мог же он за столь короткое время перепечатать и переплести для меня всю свою библиотеку в ювелирном исполнении!

«Поверь надежде и любви,
Когда глазам своим не веришь.
Пройди меж стеблями травы
В природы изначальной двери.
Не потревожь ее покой
Непониманием упорным
И обретешь себя такой,
Какою Бог тебя исполнил.»

обыкновенным типографским шрифтом было напечатано в центре листа. Я почувствовала слабость в коленках и оперлась рукой на спинку стула. Книжка выскользнула из руки на письменный стол.

Но я действительно не верю своим глазам! Как он мог это сделать?! Надо было внимательно слушать, когда он объяснял.