Мила Хант

Офис похож на улей, гудящий телефонными звонками, вентиляторами, всевозможными компьютерными звуками, но также и голосами, а ещё – смехом.

– Все участвуют в административной работе?

– А ты надеялась соскочить? Даже не мечтай!

Конни пересекает зал и устраивается в кресле с высокой кожаной спинкой, как в кабине самолёта. Для полного сходства он даже застёгивает ремень безопасности.

– Я без ума от авиации. Симпатично, правда?

– Очень, – неуверенно отвечаю я.

– Ага. Устраивайся рядом и активизируй свои нейроны, чтобы включить комп. Остальные нейроны пусть будут наготове, они нам тоже сейчас понадобятся.

Что же. Если надо пройти через это, чтобы интегрироваться, я согласна. Тем более таким образом я, возможно, выясню имена тех, кто управляет Периферией. Одно я уже знаю: Шон, брат Блейка. Он станет моей первой жертвой. Я думаю об этом с неудержимым удовольствием, которое меня пугает.

– Если я не ошибаюсь, ты ненавидишь административные задачи, – улыбается Конни.

– Ты наблюдателен.

– А когда ты что-то ненавидишь, твоя продуктивность равна нулю.

– Супернаблюдателен.

– И как же мне с тобой быть? – жалобно спрашивает он.

– Ну, если ты поручишь мне делать что-нибудь симпатичное и наименее скучное…

– Ладно, тогда пойдём перекусим.

Я сижу за столиком кафе. Вокруг толпятся люди. Они то серьёзны, то вдруг шутливо толкаются и покатываются со смеху. Я наблюдаю за ними с удивлением и завистью. Они явно живут на все сто и в полной гармонии. Ещё раз отчётливо вижу огромную разницу с нашим существованием в Центре. У нас – вся жизнь впереди, а здесь подростки как будто уже внутри жизни и полностью проживают каждое мгновение. Здесь решили доверять нам. Нам – молодым. Здесь понимают, что мы находимся на пике наших жизненных сил, умеем быть ответственными. И главное – что мы достойны доверия. Как со стороны ровесников, так и со стороны старших. В Центре этого нет и в помине. До выпускного класса нас считают детьми, безответственными и незрелыми, не способными распорядиться ни собственным настоящим, ни тем более будущим. Что же касается того, как ко мне относятся в семье, то об этом лучше вообще не думать.

Признаюсь, меня никогда по-настоящему не заботила социальная справедливость. Просто потому, что по рождению я принадлежу к привилегированному классу, владеющему неограниченными средствами и правами. Но я никогда в жизни не чувствовала себя настолько свободной, как сейчас. Мы с Жанной и Нильсом были счастливы жить вне этой подлой иерархии, вне тирании красиво одетых богачей, наделённых властью. А нам всегда объясняли, что справедливость – утопия, со своими подводными камнями и недостатками…

И вот я меньше чем за неделю должна разрушить этот идеальный мир, построенный вовне и вопреки всему. Улыбка сползает с моего лица.

– Неужели предвкушение пиршества привело тебя в такое унылое состояние? – интересуется Конни, ставя между нами гигантский поднос.

– Я мыслями улетела далеко отсюда.

– Скучаешь по своей деревне? – осторожно спрашивает он.

– Нет. Только по некоторым людям.

Конни принимает очень обрадованный вид. Несомненно, чтобы немножко поддержать меня.

– О, если ты любишь общаться с людьми, то будешь в восторге от своих задач здесь, в Службе безопасности.

– Когда я начну работу?

– Учитывая твою высокую мотивацию, – иронически усмехается он, – думаю, тебя станут задействовать со следующей недели. Но пока – обучение.

Я бросаю взгляд на поднос. Я даже не подумала, что Конни сам заплатил за всё это.

– Сколько я тебе должна? У меня нет с собой денег, – смущённо говорю я.

– Ты мне должна? За что?

– Ну… за еду.

– Ты можешь брать всё что хочешь.

Интересно, он вообще знает слово «платить»? Если верить тому, что рассказывала Вера, здесь нет магазинов, продукты доставляются по индивидуальным запросам, надо просто каждую неделю забирать свои заказы в специальных пунктах. Существуют ли тут деньги?

– А у вас есть банки и всякое такое?

Конни качает головой.

– Это в Центре так развлекаются. Получают деньги в обмен на работу, потом отдают их в обмен на что-нибудь ещё… А зачем он вообще нужен, этот круговорот денег? Только для того, чтобы убиваться, пытаясь получить больше бумажек, чем другие? Когда мы знаем, что тебе нужно, и даём тебе нужное, вся эта сложная история становится совершенно излишней.

Я чувствую, как слова Конни расшатывают мою систему ценностей.

– Я могу брать всё что захочу?

– Мы берём то, что будем есть. Мы все разные, у нас разные потребности и вкусы. Единственное правило: мы ничего не выбрасываем. Никогда. Это вопрос уважения. К труду других, к природе и нашим ресурсам, к обществу в целом.

То, что Конни выбрал для меня, как-то странно пахнет. Но я чувствую себя обязанной доесть всё до последнего кусочка. Так что меня даже начинает подташнивать. Конни останавливает проходящую мимо девушку.

– Сина, ты знаешь Милу?