Мила Хант

Прозрачные бассейны, которые словно парят в воздухе.

Следующий час похож на кошмар.

Сначала я чуть не утонула. Потом едва не сломала спину, пытаясь поднять неподъёмную штангу. Еле устояла на ногах при метании диска и копья. И это не считая бесчисленных отжиманий и упражнений для пресса, которыми Кейт развлекала меня в перерывах между испытаниями.

– Закончили, – произносит она, когда я лежу между двумя гимнастическими снарядами посередине стадиона, вся в поту и на грани удушья.

Мои мышцы тверды, как камень. Ещё чуть-чуть, и их начнёт сводить судорогой. Стадион крутится вокруг меня, тошнота ворочается в желудке. Звон в ушах прошивает череп насквозь. Я даже не в состоянии ответить. Кейт смотрит на часы.

– Закончили… с физическими упражнениями, – повторяет она, явно наслаждаясь эффектом, который производят её слова.

А я скрючиваюсь, как от удара в живот, от одной лишь мысли о каких-то ещё испытаниях. Однако всё же пытаюсь сохранить лицо и, пошатываясь, встаю.

– Теперь задания на точность, – упивается Кейт.

Ага, отлично. После того как она загнала меня и свела на нет мою способность контролировать движения. Даже в таком справедливом и равноправном мире существуют ревность, испорченность. Они не знают границ…

– Сама будешь меня тестировать?

Я ожидаю какой-нибудь бурной реакции, но Кейт лишь улыбается.

– Конечно сама. Зачем лишать себя такого удовольствия?

– Ты решишься сказать мне, что это будет?

Ясными глазами она смотрит в мои, затуманенные.

– Тир.

Я бледнею. Склонив голову набок, Кейт глядит на меня с наигранным сочувствием.

– Не бойся, всё будет хорошо. Даже если ты ни разу в жизни этим не занималась.

Моя рука инстинктивно скользит в карман. Но нет. Пушка осталась в штанах, в раздевалке. Если придётся защищаться, то у меня нет ничего, кроме самого страшного оружия, которым я должна пользоваться с большой осторожностью и только в крайних случаях. Если Кейт думает, что загнала меня в угол, то она почти не ошибается.

– Не робей. Ты будешь выполнять задание не одна.

– Твоя подружка-дылда придёт поиграть со мной?

– Нет. Не в этот раз.

Кейт выдерживает паузу, растягивая удовольствие.

– Теперь я сама составлю тебе компанию.

28

Когда Кейт закрывает дверь, тишина делается настолько гнетущей, что моё тело словно застывает. Мне холодно, хотя я переоделась и утеплилась. Она проводит картой по электронному замку, и он вспыхивает красным.

– Никто нас не побеспокоит. Так лучше, правда?

Кейт быстро оглядывает зал. Потолок буквально нашпигован камерами. Их присутствие меня слегка поддерживает. Запись не позволит ей мухлевать в открытую. Но Кейт подходит к другому считывателю, ещё раз чиркает картой, и камеры одна за другой исчезают за карнизом. Она оборачивается. На её лице больше нет улыбки. Она похожа на хищника, готового к нападению.

– Теперь мы действительно одни.

Я смотрю вокруг. Рядом с нами находится ящик с касками и оружием. В другом конце стоят мишени в виде человеческих силуэтов. Кейт уже готова. На ней каска. В руке винтовка.

Направленная на меня.

Я изо всех сил стараюсь не поддаться панике. Подхожу к своей сопернице. Без суеты. Но не сводя с неё глаз. Способна ли она ранить меня? Или даже убить? Предпочитаю думать, что нет. Мы ведь в сердце Демоса, а не в полицейском участке Центра. Однако очевидно, что теперь речь уже не о мелком самодурстве Кейт, а о реальной опасности. И я сделаю всё возможное, чтобы себя защитить. Ведь люди, подобные ей, предпочитают нападать на жертву, когда та без сил распростёрта на земле, а не когда может дать отпор. Не от трусости – от жестокости. Их извращённая игра заключается в том, чтобы обманом загнать соперника в угол и ощутить свою силу на фоне его слабости. Это их просто невероятно возбуждает. Меня воротит от мысли доставить Кейт подобное удовольствие. Но вдруг такова плата за то, чтобы выйти отсюда? Дуло ещё направлено на меня, когда я подхожу и встаю рядом. Кейт лениво поигрывает винтовкой, но в конце концов всё-таки опускает ее.

– Ты умеешь стрелять? – с сомнением спрашивает она.

– Немного.

Я предпочитаю соврать. Чтобы она думала, что я способна защитить себя. Что я умею стрелять. И не только в фанерные мишени. Кейт поднимает бровь и жестом приглашает меня начать.

Я подхожу к стойке и беру в руки первое попавшееся ружьё. Я стараюсь прикасаться к нему максимально осторожно. Однако моя неумелость бросается в глаза. Кейт даёт мне какое-то время побарахтаться в моей жалкой комедии, потом забирает оружие. Я мямлю извиняющимся тоном:

– Не привыкла к вашим пушкам.

– В деревне другие? – с нескрываемым презрением бросает она.

Её резкость удивляет меня. Я думала, она увлечена своей маленькой игрой. Но, можно сказать, моя ложь пробудила в ней рефлексы парии-параноика, допрашивающего чужака на стадии интеграции. Не знаю, что опаснее для меня. Я спешу поправиться:

– Ничего не знаю об этом. Я не пользовалась оружием… ну, то есть официальным.

Кейт искоса смотрит на меня.

– И каким же ты пользовалась?