Мила Рудик и руины Харакса

— Он всегда верил, что вы любите его, несмотря на вашу черствость, — с упреком в голосе сказала она, не отрывая упрямого, обвинительного взгляда от воскового лица человека напротив. Она уже не шептала, ее голос звенел, но Мила не обращала на это никакого внимания. — Но теперь я вижу, что он ошибался. Вы не любите его и никогда не любили! Даже сейчас, когда он умер, вы только ругаете его — и ничего больше! Он был лучше вас! Лучше меня! Он…

Недоумение на лице Сократа Суховского сменилось растерянностью, маска чопорности словно слетела с него в этот момент, но Мила больше не могла смотреть на него и находиться здесь, в окружении этих стен, где все напоминало ей о Гарике, она тоже не могла. Резко развернувшись, она почти бегом устремилась прочь. Ей казалось, как только она покинет Северных Грифонов, из нее потоком хлынут слезы, но, когда особняк остался позади, Мила обнаружила, что глаза у нее сухие. Наверное, заплачь она, и сразу стало бы легче. Но плакать по-прежнему не получалось.

* * *

На следующий день Мила в очередной раз вместо обеда пошла в Думгротский парк, чтобы побыть в одиночестве. После испытаний в руинах Харакса она еще ни разу не обедала в Дубовом зале. Мила не могла слышать смех, смотреть, как оживленно общаются между собой думгротцы, видеть, что жизнь продолжается… но уже без Гарика. Друзья не навязывали ей свою компанию, наверное, интуитивно чувствуя, что так будет правильно. Но не в этот день.

В парке было безлюдно; обед только начался и время прогулок еще не подошло. Мила присела на одну из скамеек в аллее Тридцати Трех Богатырей. В кронах деревьев, порхая с ветки на ветку и радуясь приходу весны, щебетали птицы. Мила завидовала им — ей эта весна была не в радость.

В этот момент рядом со скамейкой возникли ее друзья — Мила даже не заметила, как они подошли. Белка села с одной стороны, Ромка — с другой.

— Почему не на обеде? — спросила их Мила.

Ромка скривился, будто у него случился приступ тошноты.

— Веришь, вообще нет аппетита.

— Не верю, — негромко сказала Мила.

Ромка промолчал, а Белка вздохнула. Около минуты они просто сидели рядом, потом Ромка повернулся к Миле и решительно спросил:

— Расскажешь? — И пояснил: — Ну… про Многолика.

Мила понимала, что они хотят узнать, как все было там, в руинах Харакса, — узнать от нее, а не из слухов, которые ходили по Думгроту последние несколько дней. Однако, несмотря на это, первым порывом было отрицательно покачать головой. Остановила ее внезапная мысль, что, как бы тяжело ей ни было говорить об этом сейчас, но есть нечто такое, что Ромка имеет право знать.

— Да, ты прав. — Она подняла глаза на друга. — Я должна тебе кое-что рассказать.

Ромка подозрительно нахмурился.

Сначала Мила коротко пересказала, что происходило во время испытания в руинах Харакса, после чего поведала друзьям о встрече с Многоликом в городе из черного камня, о новых силах, которыми одарили его осколки чужих миров, разбросанные по руинам Харакса, и о том, как Многолик устроил их с Милой встречу, внушив Ромке отказаться от Соревнований.

Когда она закончила, Лапшин был мрачнее тучи. Облокотившись о колени, он угрюмо смотрел на сцепленные в замок руки.

— И что теперь будет? — спросила Белка; в ее глазах стояла тревога.

Мила вздохнула.

— Я рассказала о новых способностях Многолика и профессору Безродному, и Велемиру. И о том, как Многолик хочет мою Метку, и о том, что он как-то связан с Некропулосом. Профессор Безродный говорил, нужно отправить в руины Харакса отряд боевых магов — найти Многолика. Велемир согласился, но сказал, сначала нужно принять меры, чтобы защитить жителей Троллинбурга.

— Надеюсь, они что-нибудь придумают, — слабым голосом пробормотала Белка; она была потрясена рассказом Милы. — Это ведь ужасно, когда у тебя в голове чужие мысли.

— Особенно, если ты принимаешь их за свои, — добавил Ромка, задумчиво глядя в одну точку.

— Но… — Белка беспокойно заерзала на скамейке, — если Многолик может внушать свои мысли другим, то… страшно представить, скольких людей в Троллинбурге он может заставить делать все, что ему нужно.

Мила покачала головой.

— Я думаю, — сказала она, — он этого не может. Он внушает мысли, а не подчиняет своей воле. И, мне кажется, ему не под силу внушать сразу многим людям — мы бы это заметили.

— Но у него ведь появились и другие способности, о которых мы даже не знаем, — пробормотала Белка. — Что же будет?!

Мила снова покачала головой — она не могла думать о таких вещах, не сейчас.

— Я не знаю, Белка. Не знаю.

Какое-то время они молчали. Мила слушала непрекращающийся птичий щебет и думала о том, почему ей совсем не страшно. Либо Белка лучше нее осознала угрозу, исходящую теперь от Многолика, либо внутри Милы просто что-то сломалось, отчего страх внезапно стал для нее совершенно чуждым ощущением.

— Выходит, — глухо произнес вдруг Ромка, — я тебя подставил. И Гарик бы не умер, если бы ты не пришла в руины Харакса. Если бы вместо тебя был я.

Мила нахмурилась, поднимая глаза на друга.

— Ты не виноват, Ромка. Многолик ведь внушал тебе. Ты же не мог…