Милая , 18

— Мне выпало большое счастье. Не говоря уже о моем положении и семье, я получил от отца значительное состояние, которое сумел приумно­жить, — Пауль передвинул коричневый пакет на другой конец стола. — Если со мной что-нибудь случится...

— Ну, вот еще...

— Разговор между друзьями — не светская бол­товня, Крис. У Польши нет ни малейшей надежды, верно?

— Пожалуй, действительно нет.

— Даже если я уцелею, чего я, конечно, очень хочу, они нас сильно прижмут. При ваших связях и свободе передвижения вы окажетесь в самом лучшем положении в случае оккупации Польши. Из всех, кого я знаю, только вы можете перевести мое состояние в швейцарский или американский банк.

Крис кивнул и взял конверт.

— Тут все в ажуре.

— Я этим сразу же займусь. На следующей не­деле мой приятель едет в Берн. Ему вполне мож­но доверять. Какой вид инвестиций вы предпочи­таете?

— Германское военное снабжение, вероятно?

Они рассмеялись.

— На мой банк можно положиться, он сам выбе­рет, куда вложить деньги.

— Прекрасно. Итак, все мое состояние в ваших руках. И еще. Что бы со мной ни случилось, я знаю, вы приложите все усилия, чтобы отправить Дебору с детьми из Польши.

У Криса пересохло во рту. До сих пор все бы­ло в порядке вещей, как положено между друзья­ми. Но теперь получается, что Пауль оставляет Дебору на его попечение. Крис посмотрел Паулю в глаза. Бесполезно. Как непрозрачное стекло. Знает? Не знает? Если знает, то переносит стой­ко, гложущую боль скрывает. Но Паулю так и по­добает себя вести, человек он не только воспи­танный, но и практичный. Возможно, он уже все взвесил и простил Дебору и его, Криса? А мо­жет, Крис все преувеличивает, может, Пауль счи­тает его достаточно близким другом, чтобы про­сить позаботиться о жене?

Пауль не сделал ни малейшего намека — как нужно понимать его просьбу.

Крис положил конверт во внутренний карман.

Вошла Дебора с двумя бокалами шерри для себя и Пауля и с мартини для Криса.

— У вас у обоих мрачный вид.

— Крис объяснил мне истинный смысл последних известий, дорогая.

— Идемте в гостиную. Рахель играет на рояле.

Они стали вокруг инструмента. Пауль явно гор­дился незаурядными способностями дочери. Она играла ту же вещь, что на днях передавали по радио, и Крис вернулся мысленно к себе в квартиру, снова увидел Дебору перед зеркалом... Па­деревский... Шопен... Пальцы Рахель летали по клавишам. Дебора опустила глаза. Крис тоже. Пауль переводил взгляд с нее на него и снова на нее...

— А ты почему не играешь, дорогая? — обра­тился он к жене.

Она глубоко вздохнула, села рядом с Рахель, заиграла в нижнем регистре. Дебора и Рахель, мать и дочь, две красавицы.

Громкий голос у дверей нарушил идиллию. При­шел дядя Андрей. Он провел второй раунд борьбы со Стефаном и, приподняв толстую Зоею, прошел­ся с ней в туре вальса по прихожей.

— Крис!— крикнул он, хлопнув де Монти по спи­не так, что тот расплескал половину мартини.

Габриэла, сияя от радости, вошла почти неза­меченной вслед за своим шумным уланом.

— Играйте, играйте! — скомандовал капитан Андровский.

Он никогда не слыл человеком, умеющим скры­вать свои чувства, и поздоровался с Паулем так, что сразу стало ясно, какие у них натянутые от­ношения. Видно было, что оба изо всех сил стараются сдержать себя ради Деборы.

— Я слышал, вас призвали, Пауль.

— Да, они действительно подгребают последние крохи.

— Нет, — возразил Андрей, — вы им еще сослу­жите хорошую службу. Работаете вы всегда хоро­шо.

— Ну, спасибо, шурин.

Когда всех пригласили к столу, Габриэла, Крис и Пауль начали наперебой восхищаться сер­вировкой. Андрей внимательно осмотрел стол, ища глазами, чего не хватает. И только уловив сердитый взгляд сестры, успокоился и тоже усел­ся.

Это был великолепный обед, специально для Андрея, чтобы его порадовать любимыми блюдами. Когда приступили к фаршированной рыбе с хре­ном, разговор зашел о грустном положении Вар­шавского театра. Из-за политического кризиса лучшие пьесы, как всегда французские, запазды­вали. Габриэла полагала, что и в опере дела обстоят не лучше. Рахель надеялась, что кон­цертная программа не слишком пострадает, да и Дебора тоже, потому что в консерватории реши­ли, что в этом сезоне состоится первое выступ­ление Рахель с оркестром — если все будет хо­рошо.

Подали куриный бульон с лапшой. Разговор за­шел об Олимпийских играх. Стефан знал наизусть чуть ли не все спортивные рекорды этих игр. Джесси Оуэнс[8] был, конечно, что надо, но дядя Андрей как нападающий сборной Польши его пере­плюнул, а заодно и всех американцев. Где будет играть Андрей в этом году?

Куриное жаркое, мясной рулет с крутыми яйца­ми, кугл[9] с изюмом. Крис сказал, что давно уже не ел вкусных еврейских блюд, Пауль хорошо сде­лал, что пригласил его на ужин. Габриэла попросила несколько рецептов, и Дебора обещала завтра продиктовать их ей по телефону. Стефан уже начал ерзать на стуле.

К чаю была сладкая рисовая запеканка. Заго­ворили об университетских делах. Кениг будет заведовать кафедрой? Он, кажется, связан с на­цистами? Ну, пусть немец — как бы то ни было, эта должность принадлежит ему по праву.