Милая, 18

— Я протестую против такого обращения с членами Еврейского Совета.

Шимон не обратил на него внимания. У него был почти скучающий вид.

— Вы не имеете права врываться сюда и похищать наши семьи. Вы не имеете права обращаться с нами как с коллаборантами, — продолжал Борис, стараясь заставить Эдена вступить в объяснения.

Но Шимон спорить не стал.

— История вынесет свой приговор Еврейскому Совету, — сухо произнес он.

”Спокойно, — сказал себе Прессер, — спокойно. Не надо его сердить”.

— Вы же понимаете, что я не полномочен признать вашу власть, — проговорил он вслух.

— Признайте просто, что из этого дула может вылететь пуля. Ваши семьи у нас. Нам нужны ваши фонды.

Борис Прессер облился потом. Отказаться — значит подтвердить, что он действительно марионетка в руках немцев, потому что сейчас власть в гетто фактически принадлежит Еврейской боевой организации. Но послушаться Шимона тоже нельзя: немцы расправятся с ним, когда вернутся. Он был зажат в тиски.

— Послушайте, Шимон, — Борис дружелюбно развел руками, — как человек, знающий структуру любого учреждения, вы должны понимать, что наш жалкий фонд не находится в моем ведении. У меня нет доступа к нему, и…

— А вы найдите доступ, — перебил его Шимон.

— Через час мы положим три трупа на ступеньки этого здания. Чей-то один — будет из вашей семьи. И через каждый час будем расстреливать троих заложников, пока вы не выложите Еврейской боевой организации два миллиона злотых.

Подслушивавший под дверью Маринский ворвался в кабинет.

— Отдайте ему эти проклятые деньги! — заорал он.

У Бориса пересохло в горле. Ему до смерти хотелось пить, но он знал, что не сможет удержать стакан — так у него дрожали руки.

— Дайте мне возможность обсудить этот вопрос с членами правления, — сказал он, продолжая играть роль рассудительного человека. — Тут много проблем, связанных с законоположениями. Я уверен, что их можно разрешить, но все это так внезапно… Дайте нам все обдумать. Мы придем к какому-нибудь разумному компромиссу.

Шимон посмотрел на него с отвращением.

— У вас нет выбора, — сказал он и раньше, чем Борис успел раскрыть рот, вышел.

Через час у Шимона были два миллиона злотых. Один миллион — это все, что было в фондах; другой составился из личных денег членов правления.

— Я-то хотел прикончить вас у Ставских ворот, как Варсинского, — сказал равнодушно Шимон, — но Александр Брандель — мечтатель. Он верит, что в силу высшей справедливости вы и ваше правление будете обречены, как и мы, жить под землей.

Бойцы Еврейской боевой организации выпустили заложников. Было ясно, что немцы не смогут больше использовать Еврейский Совет в своих целях. Бориса Прессера и остальных отпустили на все четыре стороны.

На следующее утро на дверях опустевшего здания Еврейского Совета и на стенах по всему гетто появилось объявление:

ВНИМАНИЕ!

С ПЕРВОГО ФЕВРАЛЯ 1943 ГОДА ЕВРЕЙСКИЙ СОВЕТ РАСПУЩЕН. ВЛАСТЬ В ГЕТТО ПРИНАДЛЕЖИТ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ЕВРЕЙСКОЙ БОЕВОЙ ОРГАНИЗАЦИИ. ПРИКАЗЫ ЭТОЙ ВЛАСТИ ДОЛЖНЫ ВЫПОЛНЯТЬСЯ БЕСПРЕКОСЛОВНО.

Атлас, главнокомандующий Еврейской боевой организацией.

Ян, заместитель главнокомандующего.

Глава восьмая

Из дневника

Над Варшавским гетто ”звезда Давида”!

2-го февраля 1943 года шестая немецкая армия сдалась под Сталинградом. Впервые мы поверили, что Германия проиграет войну. Но когда?

Мы не настолько ослеплены, чтобы полагать, будто доживем до того дня, когда в Палестине будет еврейское государство, но мы протрубили великий сигнал к возвращению. Впервые за две тысячи лет рассеяния еврейская армия отстаивает свой, еврейский клочок земли. Наша ”страна” занимает всего несколько кварталов, и мы знаем, что долго нам его не удержать, но, как говорит Толек Альтерман, ”это и есть сионизм в действии”. Неважно, что нас ждет потом, потому что сейчас мы — гордый и свободный народ.