Милая, 18

— Бойцы! Наверх! Мы идем в наступление! — повернувшись, крикнул Шимон в проход.

— Наверх! — понеслось по всем отсекам, и в тот же миг в ”Хелмно” раздался дикий крик и грохот взрыва: взорвались хранившиеся там боеприпасы. Взрывной волной тело Шлосберга выбросило в проход.

— Немцы!

Шимон бросился через толпу остолбеневших людей к углу прохода. В бункере поднялась паника. Шимон проложил себе дорогу в ”Белжец”, где еще находилась половина бойцов. Ослепительный свет сверкнул в потайном выходе на Купецкую.

— Юден, раус! — раздалась команда на другом конце туннеля.

Шимон помчался по проходу в ”Аушвиц”. Свет проникал сюда и с Мурановской площади.

Кричащая, стонущая, затравленная толпа людей, ломая все на своем пути, металась по проходам. Шимон и его бойцы пустили в ход приклады, чтобы заставить их отхлынуть и замолчать. Шимона прижали к стене. С десяток обезумевших людей выскочили из отсека ”Аушвиц” в туннель.

— Сдаемся! — закричали они.

Немецкие автоматы уложили их тут же на месте.

Шимон пробился к отсеку ”Майданек”, где десять бойцов загородили выход, чтобы дети не могли выскочить оттуда.

Шимон протянул Деборе фонарик и вытащил кирпичи, за которыми был скрыт проход в канализационную систему. Он просунул голову, посветил фонариком — немцев нет, но с двух сторон плывут клубы удушливого газа.

Вместе с Алексом и десятью другими бойцами Шимон и Дебора устроили цепочку и по рукам переправляли детей через Канал в старый бункер под Милой, 18. Кого-то из детей унесло течением, кто-то задохнулся от газа.

Возле отсека ”Майданек” обезумевшие люди пытались прорваться сквозь штыки бойцов к сомнительному спасению в отравленных водах канализационной системы.

— Задержите дыхание, дети, погружайтесь под воду. Не открывайте глаза!

У входов в бункер немецкие автоматчики расстреливали выбегавших наверх людей. Потом удушливый газ и пламя поглотили жалкие остатки кислорода, превратив бункер на Милой, 18 в огромную газовую камеру, набитую обреченными жертвами.

Глава двадцать первая

Когда Андрей и Крис наконец добрались до бункера на Францисканской, они увидели: Вольф, Рахель и Анна с остекленевшими глазами сидят на полу в большом отсеке. Андрей огляделся. Всего бойцов двадцать, не больше. Все, видимо, уже в беспамятстве. Никто не поднялся ему навстречу, у входа в бункер ни одного часового.

— Что случилось? — спросил Андрей.

Молчание.

— Что случилось? — обратился он к Анне.

Она что-то невнятно пробормотала.

Андрей подошел к Вольфу, схватил его и поставил на ноги.

— Какого черта тебе надо? — огрызнулся Вольф. — Фляги пустые, боеприпасов нет. — Он пошатнулся и снова сел.

— Встать, сукин сын! — заорал Андрей так, что стены задрожали. — Ты же командир Еврейской боевой организации!

Вольф очнулся, вытянулся перед Андреем, но его все-таки шатало.

— Теперь говори, что случилось.

— Немцы… — Вольф облизнул губы, — подошли к самому бункеру… мы все поднялись. Пришлось стрелять из-за безумца, который открыл по ним огонь. За десять минут у нас кончились патроны… все до единого… мы стали бросать в них камни! Представляешь, как камни могут остановить немецкую армию! Они нас обстреливали минометным огнем, а я смотрел, как они делают факелы из моих солдат. Смотрел и… кидал в них камни.

— Это все, кто у тебя остался?

Вольф взглянул на своих людей мутными, как у пьяного, глазами. Вчера вечером их было семьдесят четыре, а сегодня…

— Отцепись от него! — закричала Анна.

Андрей поднял ее с пола и так ударил два раза по лицу, что все вздрогнули.

— Встать! — прогремел Андрей. — Всем встать! Стоять, сволочи!

С трудом один за другим все поднялись.

— Теперь слушать меня! Вы будете сражаться до последнего вздоха. Мы вернемся на Милую, 18 за оружием.

— Тихо — кто-то идет.

В бункер вошел Толек. Вид у него был страшный. Он подошел к Андрею и знаком позвал его в командирский закуток.

— Они взяли Милую, 18, — сказал Толек.

— Ты уверен?

— Да.

Шимон! Дебора! Рабби Соломон! Алекс! Андрей закрыл лицо руками и до крови закусил губу.

— Держись, Андрей, — тряхнул его за плечи Толек, — держись.

И все стало до конца ясно.

— Сколько бойцов у тебя осталось? — спросил он тихо Толека.

— Сто тридцать два.

— И еще двадцать или тридцать, должно быть, в северной части, — сказал Андрей, беря со стола копию плана канализационной системы и прочерчивая на ней линию.

— Я возвращаюсь на Милую, 18, — сказал он, а ты остаешься здесь. В четыре часа утра я соберу твоих людей и вообще всех, кто остался, вокруг Милой, 18. Мы пойдем в наступление с западной стороны гетто, чтобы отвлечь немцев, пока вы доберетесь через канализационную систему.

— Я вернусь с тобой на Милую, 18, — сказал Толек, — Вольф их сам выведет по каналам.

— У нас нет времени на глупости. Ты пойдешь с ними! В четыре утра, когда мы начнем наступление, вы свяжетесь по радио с арийской стороной и предупредите, что выходите на Простую.

— На Простую? — раскрыл глаза Толек. — Но ведь так придется пробираться километров семь-восемь по маленьким каналам! Это же займет шесть, а то и семь часов!