Милая девочка

Решаю позвонить Еве и передать трубку Мии, чтобы она сама сообщила матери о радостном освобождении. Черт, где же мой телефон? Впрочем, может, для нее это слишком тяжело, все произошло так быстро. Она не готова. Но ведь Ева ждет моего звонка, она сейчас как на иголках.

– Что случилось? – спрашивает Мия.

Я прав. Все произошло слишком быстро. Ей потребуется время, чтобы осознать.

– Его взяли. Все кончено, – говорю я.

– Все кончено, – повторяет она, и каждое слово будто слетает с губ и падает на пушистый снег под ногами.

Она оглядывается с таким видом, будто видит это место впервые. Возможно ли, чтобы она никогда не выходила из дома?

– Где я?

Я вопросительно смотрю на врачей, но они лишь пожимают плечами. «Черт, – думаю я. – Это скорее по вашей части. Моя работа – поймать плохого человека, а ваш долг – позаботиться о хорошем».

– Мия, – обращаюсь я к девушке и тут слышу, как вдалеке звонит мобильный. Похоже, мой. – Мия, – повторяю я.

Она выглядит озадаченной тем, что я так ее называю. Я повторяю ее имя в третий раз, просто потому, что не могу подобрать слова, чтобы продолжить. Все, о чем спрашивает она, – где я? что произошло? – все эти вопросы я планировал задать ей.

– Меня зовут совсем не так, – раздается ее голос.

Врачи начинают собирать вещи. Разумеется, ей нужен детальный осмотр, но на данный момент они сделали все, что смогли. У пациентки признаки истощения и резкой потери веса, но ничего того, что требует срочного вмешательства.

– Конечно так. Вы Мия Деннет. Разве не помните?

– Нет. – Она качает головой. Это не означает, что она не помнит, скорее то, что я ошибаюсь. Склонившись ко мне, она шепчет тихо, словно раскрывает секрет: – Мое имя Хлоя.

Проходящий мимо детектив Хэммил довольно усмехается.

– Я же говорил тебе, что все нормально. – Расплывшись в улыбке, он поворачивается к коллегам: – Давайте, ребята, собирайтесь. Будем считать, рабочий день окончен.

Гейб. После

В Гранд-Марей мы останавливаемся в гостинице – типичный для этих мест небольшой отель на берегу озера Верхнее с включенным в стоимость завтраком, о чем извещает бросающаяся в глаза табличка. До следующего утра обратных рейсов не будет.

Доктор Родос дает Мии транквилизатор, который мгновенно валит ее с ног. Приходится на руках нести ее в их с Евой номер. Мы же устраиваемся в соседней комнате, выполняющей роль гостиной, чтобы все обсудить.

Ева сама не своя. Она страшно нервничает и постоянно твердит, что все задуманное было ошибкой. Она близка к тому, чтобы обвинить меня, но в последнее мгновение все же останавливается.

– Рано или поздно Мия бы все вспомнила, – рассуждает она вслух.

Невозможно понять, действительно ли она так думает или пытается меня оправдать.

Позже я вернусь к этому разговору и напомню ей, что Колин Тэтчер не сам организовал похищение, его наняли. Возможно, эти люди по-прежнему следят за Мией, поджидая удобного момента. Наверняка ее дочь все знает. Колин рассказал ей, кто за этим стоит.

Ева прислоняется головой к стене, оклеенной обоями в пастельных тонах. Я перевожу взгляд на врача, она уже переоделась в спортивные брюки и тряпичные тапочки. Волосы убраны в строгий пучок. Невольно отмечаю, что такая прическа открывает непропорционально высокий лоб.

– Это называется стокгольмский синдром, – сообщает доктор Родос, усаживаясь удобнее и скрестив руки на груди. – Жертва испытывает чувства к похитителю. Она настолько привязывается к нему, что после поимки защищает его, воспринимает полицейских, которые ее освобождают, как угрозу для себя. Это происходит довольно часто и повсеместно. Вспомните о случае домашнего насилия, инцесте, избиении детей. Я уверена, детектив, вы нередко с этим сталкивались. Например, женщина вызывает полицию, потому что ее избил муж, а потом, когда они приезжают, умоляет не забирать мужа в участок. Но существует ряд условий, которые способствуют развитию стокгольмского синдрома. Мия должна была чувствовать исходящую от мужчины угрозу, что, как мы знаем, имело место. Ей необходимо было ощущать себя бессильной что-либо изменить. Это само собой разумеется. И наконец, мистер Тэтчер должен был проявить к Мии некоторую гуманность. Хотя бы в самой малой степени.

– Например, не дать умереть с голоду, – предполагаю я.

– Именно.

– Купить одежду, найти кров, – продолжаю я.

Теперь мне многое становится ясно.

Мне, но не Еве. Она дожидается, пока доктор Родос поднимается с места и уходит в номер, и поворачивается ко мне.

– Она его любила, – шепчет Ева тоном всезнающей матери.

– Ева, я думаю…

– Она его любила.

Я никогда не видел, чтобы Ева о чем-то говорила с такой уверенностью. Она подходит к двери и смотрит на спящую Мию. Так мать смотрит на новорожденного ребенка.

Ева проводит ночь рядом с дочерью. Мне отведена такая же двуспальная кровать в соседнем номере. Она умоляла меня не уходить. Накрываясь одеялом, я думаю о том, что мне нечего было ей сказать. Я ничего не смыслю в таких тонких вещах, как любовь.

В ту ночь ни я, ни Ева не смыкаем глаз.

– Я не убивал его, – говорю ей утром.

Впрочем, какое это имеет значение. Ведь это сделали за меня.