Милая маленькая игрушка

— Привет, Уитни! Как прошли летние каникулы? — Спрашивает Пейдж, когда я вхожу в танцевальный класс и рассеянно выхожу из своих армейских ботинок, чтобы надеть танцевальные тапочки.

— О, привет, Пейдж. Неплохо. В основном была занята. Как прошло твое? — Взяв себя в руки, я молча напоминаю себе, что у нас с Ильей всего лишь контракт, а не любовь. Может, он был прав. Я действительно перешла эту черту более определенно, чем я думала.

Заставив себя обратить внимание на радостную болтовню Пейдж о ее летних путешествиях, я выбрасываю Илью из головы. Мы направляемся к коврикам и начинаем растягиваться, разогревая мышцы для изнурительной тренировки, которая, я уверена, вот-вот начнется.

— …было так жарко, что я не могла проводить на пляже больше нескольких часов за раз. Честно говоря, я проводила большую часть своих дней, путешествуя на поезде в Париж, чтобы ходить по магазинам вдоль Елисейских полей… — хлынул поток информации от Пейдж, и мой мозг изо всех сил старался включиться.

Но мысли, которые она заменяет своей типичной болтовней, заставляют мою кожу гореть. Воспоминание о том, как Илья массировал мою ноющую задницу, раздвигал ее и подстрекал меня кончить без его помощи… так и вклиниваются, и я вздрагиваю, когда мое нутро напрягается, а моя обнаженная плоть покалывает от воспоминаний. Я снова выбрасываю Илью из головы и возвращаюсь к истории Пейдж как раз вовремя, чтобы понять, что мы перешли к ее отдыху в Италии.

— Венеция потрясающа — говорит Пейдж, наклоняясь, чтобы потянуться. — Но у них есть паста, которая меня просто напугала. Они используют чернила кальмара в качестве соуса, поэтому все блюдо черное. К счастью, мои родители полностью согласны с планом питания моего тренера, так что я все равно не смогла ее есть. Никаких углеводов для меня.

— Сколько ты там была? — Спрашиваю я, изо всех сил стараясь казаться, что мне не все равно. Хотя, если бы я пролетела полмира, чтобы познакомиться с Венецией, я бы попробовала пасту с чернилами кальмара, и будь проклята диета танцора.

— В Венеции или Европе? — Спрашивает Пейдж, убирая свои обесцвеченные волосы в тугой хвост, ее глаза вспыхивают подозрением, которое говорит мне, что это, вероятно, глупый вопрос, который я бы поняла, если бы слушала.

О, черт. Она, возможно, просто застала меня за мечтаниями посреди ее рассказа.

— И то, и другое?

— Ну, в основном мы провели лето в летнем доме моих родителей в Ницце. Но неделю мы провели в Венеции.

Кажется, ее не слишком волнует, что я не обращаю внимания, потому что она продолжает свой рассказ, не говоря больше ни слова по теме. Вот тогда я замечаю застенчивую блондинку, которая потягивается в дальнем углу комнаты, подальше от всех остальных. У нее красивое лицо, тонкие черты лица, темно-синие глаза, в которых глубокая печаль. Но это не то, что действительно привлекает мое внимание. Я узнаю потертую одежду, поношенные танцевальные туфли, которые она, вероятно, носила с девятого класса или даже раньше, в зависимости от того, насколько выросли ее ноги.

Чувство товарищества немедленно вспыхивает в моей груди, когда я понимаю, что эта новая девушка из бедного района города, как и я. Но я не хочу пугать девушку, набрасываясь на нее. Она выглядит так, словно вот-вот сбежит из университета, поэтому я жду, чтобы представиться. Не нужно пугать бедную девочку, когда у нее не было ни минуты на акклиматизацию. А мне говорили, что иногда я могу быть немного чересчур. Близняшки позаботились, чтобы я это знала.

— А как насчет тебя? Ты готова к началу учебы? — Нажимает Пейдж, заставляя меня снова сосредоточиться.

Я на мгновение запинаюсь, а затем говорю первое, что приходит мне в голову.

— Я очень рада, что в этом семестре буду в классе профессора Мориари.

— А я немного боюсь. — Говорит Пейдж, содрогаясь. — Из-за его печально известной строгой опеки я не удивлюсь, если в какой-то момент расплачусь.

Я бы тоже не удивилась, но я не говорю так много. Нет смысла быть грубой. Пейдж наконец замолкает, пока мы продолжаем растягиваться, и я снова переключаю внимание на симпатичную блондинку. У нее идеальное тело танцовщицы, стройная, высокая, гибкая. Я могу сказать, что она грациозна, просто наблюдая за ее растяжкой. И когда она входит в ритм, она даже, кажется, немного расслабляется.

Сейчас самое время подойти к ней.

Но когда я поднимаюсь, чтобы направиться к ней, двери студии распахиваются, и профессор Мориари целенаправленно шагает через дверь, его глаза подняты над нашими головами, как будто мы стулья в классе истории.