Милая Роуз Голд

Сначала Роуз Голд все это ужасно нравилось. Она нараспев выкрикивала сомнительные двустишия типа «На улице жара, лимонад попить пора» и «Сомневаться смысла нет, покупайте лимонад в обед». Мне не хватило духу сказать ей, что если где и нет смысла, так это в ее стишках. Покупателей не было, и ее энтузиазм очень скоро начал таять. За час у нас не купили ни стаканчика. Роуз Голд начала уставать. Она уже обмахивалась своей картонной табличкой, откинувшись на спинку стула.

– Ну где же все? – ныла она. – Мимо нас прошло всего четыре человека, а мы сидим тут уже сто лет.

Мой инстинкт говорил, что нужно прочитать ей лекцию о нытье и терпении, но я сдержала это желание.

– Прошу прощения, мисс, – сказала я, обойдя столик, – можно мне стаканчик лимонада?

Роуз Голд закатила глаза, а потом осмотрелась вокруг, чтобы убедиться в том, что никто не наблюдает за этой унизительной сценой.

– Так вы продаете лимонад? – не отставала я.

Роуз Голд прищурилась:

– А у вас есть двадцать пять центов?

– Конечно. – Я взяла свою сумку, лежавшую под столом, и открыла кошелек с монетками.

Роуз Голд двумя руками подняла наполненный до краев графин и налила лимонад в красный пластиковый стаканчик, делая вид, что для нее это обычное занятие. Я сдержала смех, чтобы не испортить впечатление. Она вручила мне стаканчик:

– Держите.

Я отдала ей двадцать пять центов.

– А это вам.

Я поднесла стаканчик ко рту и отпила.

– Что вы туда добавляете? Волшебную пыльцу? Блестки? Какой у вас секретный ингредиент?

Роуз Голд невольно рассмеялась.

– Мам, ты закрываешь табличку, – отмахнулась она.

«От кого?» – хотела спросить я, но вовремя прикусила язык. Я вернулась на стул, отпила еще немного терпкого лимонада, а потом протянула стаканчик Роуз Голд, которая быстро проглотила остатки. Лимонад был одним из немногих напитков, которые она могла удержать в себе. Иногда.

Прошло еще полчаса. За это время мимо нас проехало десять машин. Семь промчались мимо, даже не притормозив, еще две сбросили скорость, чтобы прочитать табличку, но все равно проехали мимо, и только один чокнутый старикан – это ископаемое, должно быть, состарилось раньше, чем умерло Мертвое море, – остановился и попытался поторговаться. Он уверял нас, что лимонад больше десяти центов не стоит. Наверное, так и было. Триста лет назад, когда он родился. Моя дочь отказалась делать ему скидку. Он уехал ни с чем. Так ему и надо, скупердяю.

За два часа работы Роуз Голд продала только один стаканчик лимонада, да и тот – кровному родственнику. Моя девочка была не в восторге.

– Поехали домой, – сказала она. – Никому не нужен мой дурацкий лимонад.

Я предложила переместиться на центральную улицу, где было больше пешеходов. Дома нас ждали лишь духота да остатки рыбных палочек. Еще даже полдень не наступил, а я уже не знала, чем развлекать дочь, и потому хотела выжать из этой идеи максимум. Роуз Голд пожала плечами и согласилась. Ей было уже все равно.

Я погрузила столик и стулья в фургон. Внезапно глаза Роуз Голд загорелись.

– Давай заедем за моей коляской? – предложила она.

– Зачем? – спросила я. Моя дочь никогда по собственной воле не садилась в инвалидную коляску.

Она пожала плечами:

– Я уже попу отсидела на этом железном стуле.

Я согласилась. Мы доехали до дома и погрузили громоздкую коляску в багажник, а затем отправились на новое место. Там Роуз Голд села в коляску, а я заново все расставила.

Здесь и впрямь было больше пешеходов, которым гораздо сложнее было проигнорировать ребенка, продававшего лимонад. Но меня до сих пор мучает несколько вопросов. Сколько человек из тех, что остановились у нашего прилавка в тот день, сделали это потому, что увидели девочку в инвалидном кресле, которая изо всех сил старается продать лимонад. И самое главное – неужели в свои десять лет Роуз Голд уже понимала, что именно нужно сделать, чтобы вызвать сочувствие? Умела, так сказать, превратить свою проблему в преимущество?

За двадцать минут ей удалось продать два графина лимонада и заработать шесть долларов сорок центов. Деньги она потратила на мягкую игрушку бини-бэби – белочку Натс, если я правильно помню. Похоже, в этой семье я не единственный манипулятор.

Ночью я просыпаюсь от звона разбитого стекла. Звук донесся с улицы. Я смотрю на часы: три тридцать пять. Зевнув, я поднимаюсь и подхожу к окну, потом принимаюсь тереть глаза, чтобы они могли сфокусироваться. Когда это происходит, у меня вырывается крик. У нас на лужайке что-то горит. Пламя ближе к тротуару, чем к нашей двери, но оно достаточно большое для того, чтобы вызывать опасения. Я кидаюсь к спальне Роуз Голд и пытаюсь открыть дверь. Она, как обычно, заперта.

Я стучу.

– Роуз Голд!

Я отступаю на шаг, ожидая, что замок вот-вот щелкнет и дверь распахнется. Но этого не происходит.

– Роуз Голд! – Я стучу ладонью по двери.