Милая Роуз Голд

И вот доказательство того, что Роуз Голд нужна помощь: сегодня моя дочь забыла дома свой обед. Ей повезло, что у нее есть мать, готовая отвезти все к ней на работу. Роуз Голд даже не просила, я просто увидела коричневый бумажный пакет на кухне, укутала Адама и села в фургон. Хотя не знаю, какой в этом смысл: в пакете горстка морковных палочек и яблоко. Роуз Голд все так же ничего не ест.

Я переставляю ногу с педали тормоза на педаль газа. Кожа на голенях натягивается, и я морщусь. Ссадины уже покрылись болячками. Чем больше я думаю об этом, тем более нелепой мне кажется мысль о том, что Роуз Голд как-то замешана в случившемся. Невозможно настроить допотопную беговую дорожку так, чтобы она срабатывала только в определенный момент. По крайней мере, мне так кажется.

Я ищу Роуз Голд за кассами, но ее не видно. Она говорила, что работает здесь кассиром, но что, если… Я никогда не заходила сюда в ее смену. Вдруг дочь соврала мне насчет работы? Я останавливаюсь у второй кассы, за которой сидит долговязый парнишка. Он играет на воображаемых барабанах, закрыв глаза, и потому не замечает меня.

– Арни? – говорю я, посмотрев на бейджик.

Его глаза открываются. Соло на барабанах окончено. Надеюсь, ему аплодировали стоя.

– Роуз Голд сегодня работает? – спрашиваю я.

– Д-да, – мямлит Арни, покраснев. – Она в комнате для персонала. С тех пор как Роуз Голд вышла из декрета, наш менеджер разрешает ей делать перерывы почаще.

Я вздыхаю с облегчением. В нашей семье и так слишком много лжи.

– Она забыла свой обед, – говорю я, показывая коричневый пакетик. – Я ей его привезла.

По лицу Арни пробегает до боли знакомая тень любопытства.

– А вы ее мама? – спрашивает он.

Я осторожно киваю. Раньше я думала, что любое внимание – это хорошо, но быть козлом отпущения для всего города мне уже надоело. Было бы здорово иногда выйти по делам, не встречая повсюду косые взгляды.

– Это ее ребенок? – спрашивает Арни.

Я киваю.

– Его зовут Адам.

Малыш издает булькающий звук, как бы подтверждая мои слова. Арни улыбается Адаму, но я явно интересую этого парня больше.

– И давно вас выпустили из тюрьмы? – выдает Арни.

Похоже, о хороших манерах нынешняя молодежь даже не слышала.

– Пять недель назад.

– И что, там правда так ужасно кормят? – с надеждой спрашивает Арни.

– Кошмарно, – соврала я, стремясь вызвать у него сочувствие.

– Что из еды было самое мерзкое?

Кажется, этот разговор доставляет ему слишком много удовольствия. Я наклоняюсь поближе и шепотом сообщаю:

– Крысиные мозги.

Арни в ужасе отшатывается от меня. Он явно не поверил мне и теперь, покачав головой, вопросительно глядит на меня, словно требует доказательств. Я приподнимаю брови и киваю. Его лицо кривится в гримасе отвращения.

Я бы могла издеваться над этим беднягой весь день, но уж очень хочется вернуться домой, в удобное кресло. Сколько там Роуз Голд будет прохлаждаться на перерыве?

Арни смотрит на Адама, прижатого к моей груди, а потом переводит взгляд на пакет у меня в руках.

– Роуз Голд нам кое-что рассказывала, – говорит паренек, явно желая шокировать меня в ответ.

– Да неужели? И что же это? – безразлично спрашиваю я.

Моя дочь не стала бы доверять секреты этому ничтожному типу.

– Ну, что вы любите ее контролировать. – Он ждет моей реакции.

Я зеваю. Ни для кого не секрет, что Пэтти Уоттс стремится держать все под контролем. Арни продолжает:

– И что она не может есть то, что вы готовите.

Вот теперь он завладел моим вниманием. Неужели Роуз Голд говорила с ним о своих проблемах с питанием? Здесь нужно быть осторожной. Если я проявлю слишком большой интерес, Арни, чего доброго, откажется отвечать.

– Почему это? – говорю я, разглядывая свои ногти.

Арни так долго молчит, что мне приходится поднять взгляд и посмотреть ему в лицо. На нем отражается внутренняя борьба. В конце концов Арни начинает что-то мямлить, но я не могу разобрать слова.

– Говори громче, слюнтяй, – не выдерживаю я.

Он повторяет чуть громче:

– Она сказала, что вы пытаетесь отравить ее.

Значит, я была права. Она действительно пытается убедить всех в том, что я ужасна. Но почему? Это попытка добиться сочувствия соседей? Или моя дочь преследует более серьезные цели? Может, она правда думает, что я хочу ей навредить?

Я смотрю на этого ушлепка, не зная, как лучше ответить. Может, он врет. Может, весь город специально провоцирует меня, в очередной раз пытаясь добиться от меня признания в преступлении, которого я не совершала. Почем мне знать, может, Арни сейчас записывает этот разговор. Когда не знаешь наверняка, что у тебя под ногами, лучше двигаться осторожно. Я улыбаюсь.

– Понятно, почему ты ей нравишься. У тебя такое же странное чувство юмора. Лично я не вижу ничего смешного в шутках про яд, но, пожалуй, о вкусах не спорят.