Милая Роуз Голд

Я выдумала какую-то загадочную боль в груди, которая якобы появилась от занятий спортом, и пришла с этой жалобой на прием к врачу. Когда медсестра записала мои данные и вышла, я заперла дверь в смотровой и стала копаться в шкафах у доктора Стэнтона, чтобы найти его бланки для рецептов. Когда они нашлись, взяла сразу два (один – для тренировки), спрятала их в сумочку, а потом отперла дверь и вернулась на стол для осмотра. Я все закончила еще до того, как доктор Стэнтон постучался. Мы с ним решили, что за болью в груди пока можно просто «понаблюдать».

Я начинала понимать, почему за столько лет мою мать никто не подловил на лжи. Доктора – это ходячие лейкопластыри: только и ждут шанса подлатать тебя. Нужно просто рассказать свою историю болезней, перечислить симптомы и попросить помощи. Доктору Стэнтону и в голову не пришло, что я могу врать. Мы с ним были командой, которая вместе идет к цели. Роль образцового пациента я выучила еще в детстве.

И да, я осознаю, что это лицемерно – обманывать врачей и осуждать при этом мать, которая делала то же самое. Но между нами было одно отличие: ее ложь вредила другому человеку, моя же ложь была во благо, она должна была помочь мне восстановить и укрепить связь между мной и отцом.

Папа вернул мне справку.

– Я рад, что доктор Стэнтон заметил у тебя прогресс, – сказал он, пряча глаза. Я еще в детстве узнала, что это значит. Тогда, много лет назад, все взрослые, которым приходилось сообщать мне плохие новости, – врачи, учителя, моя мать – отводили взгляд. – Но тебе все равно нельзя с нами, – продолжил папа.

– Но почему? – спросила я. Мой голос выдавал разочарование. – Я закончила химию. Доктор Стэнтон полон оптимизма.

Я уже начинала жалеть, что придумала всю эту историю про рак.

– В последнее время я только и делаю, что беспокоюсь о тебе, – ответил папа, нахмурившись. – Я устал. Мне тоже нужен отпуск. Мне нужно отдохнуть от… – он взмахнул рукой, указывая на меня, – от этого. На меня слишком много всего навалилось.

Папа посмотрел на свою жену и детей. Они продолжали укладывать вещи в машину. Он расправил плечи.

– Это мое семейное путешествие.

Мои кулаки сжались.

– Но я тоже часть твоей семьи.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я. – Папа отвел взгляд.

Я подумала об удочке, маршмеллоу и мешке с углем, которые лежали на заднем сиденье фургона. Вчера вечером я увидела у Софи в фейсбуке пост о том, что ровно в девять утра Гиллеспи отправятся в путь. Я выехала из дома в четыре, чтобы успеть.

– Поверить не могу, что ты отказываешься брать меня, – сказала я, скрестив руки на груди.

Папа пожевал губу.

– Почему бы тебе не поехать на выходные к Алекс?

Я с трудом сдержала смешок. Я не видела Алекс и не разговаривала с ней уже шесть месяцев. Через неделю после фиаско с бровями она прислала мне сообщение.

Алекс: Я знаю, что ты сделала. Не пиши и не звони мне больше.

Я не стала отвечать. Надо отдать должное Уитни: она оказалась умнее, чем я думала. Судя по всему, она передала Алекс мою последнюю фразу, и одна из них сумела сложить два плюс два (а может, и обе). Я не осуждала их за то, что они больше не желают со мной дружить. Какая же это подруга, если она оставила тебя без бровей?

Я не знала, как реагировать на то, что потеряла Алекс. Да, мы дружили с самого детства. Но можно ли считать это потерей, если Алекс вытирала об меня ноги? Теперь я уже не могла писать ей о том, что происходит в моей жизни, поэтому стала чаще общаться с Филом и папой – особенно с папой.

Я пожала плечами.

– Она в отъезде. Видимо, придется вернуться в Дэдвик, сидеть дома и думать, действительно ли химия помогла.

Папа бросил на меня гневный взгляд.

– Вот только не надо, – не выдержал он.

– Не надо что?

– Не надо давить на чувство вины. Я предложил ездить с тобой на химию. Ты не захотела.

– Но ты нужен мне сейчас. – Мне было мерзко от собственного жалкого тона, но поездка ускользала от меня, как песок сквозь пальцы. Я посмотрела на свои новенькие ботинки для походов. На правом мизинце уже чувствовалась мозоль.

Папа закинул сумку на плечо.

– Господи. – Он раздраженно выдохнул и махнул рукой в сторону своего дома. – Ты будешь нас провожать или нет?

Я перешла дорогу вслед за ним и остановилась возле его машины. Из дома до меня донесся голос Ким:

– Анна, мы выезжаем!

Через несколько секунд Анна вприпрыжку выскочила на улицу. В руках у малышки была фрисби, а на спине – радужный рюкзачок. Заметив меня, Анна отбросила фрисби и побежала ко мне.

– Роуз! Роуз! – закричала она, обнимая меня за ноги. – Роуз поедет с нами? – спросила она у папы.

Тот покачал головой. Я наклонилась и обняла Анну.

– Я хочу, – сказала я, – но папа не разрешает.

– Почему, папочка? Почему? – расплакалась Анна. – Я хочу, чтобы Роуз поехала.

Папина челюсть напряглась.

– Садитесь в машину, дети, – велел он и, прищурившись, поглядел на меня.