Милая Роуз Голд

Прошла неделя с тех пор, как я нашла в мусорном баке выброшенную еду. С тех пор я не могу решить, что делать с дочерью. Уговоры не помогают. Предоставить ее самой себе – не вариант. Я никогда не считала зазорным обратиться за помощью к другим, особенно когда есть шанс намекнуть: мол, я же говорила.

В коридоре слышатся шаги. Через несколько секунд дверь распахнется. Мэри никогда не смотрит в глазок, прежде чем открыть дверь. Сколько раз я говорила подруге, что она слишком доверчива? Так недолго попасть к похитителям в багажник. Дверь открывается, и я вижу доброжелательное выражение на лице Мэри. Потом она понимает, кто стоит у нее на пороге. Я уже привыкла к тому, что улыбки исчезают с лиц, когда люди замечают меня.

– Я же говорила, тебе здесь не рады. – Мэри начинает закрывать дверь.

– Постой, – говорю я, хватаясь за ручку. – Я насчет Роуз Голд. Мне кажется, у нее проблемы.

Мэри медлит, глядя на меня. Потом все же открывает дверь и жестом приглашает меня в дом.

– Заходи.

Бинго! Дом все такой же, каким я его помню. Стены и ковры весенних пастельных оттенков. Коллекция ангелочков, которую Мэри хранит в гостиной, немного подросла. Теперь в ней, похоже, больше пятидесяти фигурок из керамики, цемента, стекла, дерева и мрамора. Интересно, Мэри хоть раз в жизни проезжала мимо гаражной распродажи, не остановившись?

Я сажусь на диван. На журнальном столике стоят две стеклянные миски: одна с ароматической смесью, вторая с «Эм-энд-эмс». Я уже готова сделать вид, что случайно все перепутала и съела пару сушеных лепестков, но все же напоминаю себе, что это серьезный визит. Мне нужно сыграть роль встревоженной матери. Я беру горсть драже из тарелки с «Эм-энд-эмс». Встревоженным матерям тоже нужно есть.

– Зачем ты пришла, Пэтти? – говорит Мэри.

Я кладу драже в рот.

– Мне кажется, Роуз Голд больна.

Лицо Мэри смягчается.

– Больна? Чем? Нужно вызвать врача?

Она тянется к телефону.

– Нет-нет, – успокаиваю я ее. Несколько секунд я сижу, уставившись на собственные руки, как будто мне тяжело говорить. Перед тем как сообщить важные новости, нужно выдержать паузу. Только так слушатели будут напряженно внимать каждому слову, сидя на самом краешке стула.

Мэри наклоняется вперед, как будто слышит мои мысли.

– Ты скажешь, что с ней, или нет?

Я делаю глубокий вдох:

– Мне кажется, у Роуз Голд расстройство пищевого поведения.

Я сто раз представляла, какой будет реакция Мэри, но я и подумать не могла, что ответом мне будет изумленный смешок. Она скрещивает руки на груди.

– Любопытно. Пока ты сидела в тюрьме, у нее не было никаких проблем с едой.

– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я.

– Она часто у меня ужинала, – отвечает Мэри, глядя на своих херувимов, танцующих на полке над камином. – И обычно просила добавки.

– А ты уверена, что она потом не вызывала у себя рвоту?

Мэри мрачнеет.

– Уверена.

– Почему? – не отстаю я.

Она вздыхает.

– Я бы заметила, если бы Роуз Голд уходила в туалет сразу после ужина. Ничего такого не было. Она помогала мне убрать со стола, а потом мы приходили сюда. Я не слышала, чтобы ее тошнило – ни во время беременности, ни до нее.

– Она могла вызывать рвоту уже дома. – Я продолжаю настаивать на своем.

– Пэтти, после ужина она подолгу засиживалась у меня. Мы смотрели фильмы или просто разговаривали.

Я стараюсь не представлять Мэри Стоун в образе приемной матери Роуз Голд. От одной мысли об этом у меня по коже расползаются крошечные паучки. Мэри смотрит на меня, скрестив руки на груди:

– Ты опять.

Я смотрю на нее, недоумевая.

– Опять выдумываешь болезнь там, где ее нет. – Сказав это, Мэри поджимает губы.

Если у Роуз Голд нет расстройства пищевого поведения, то почему я ни разу не видела, как она ест? Я задумываюсь. От моей еды она отказывается и сама при этом не готовит. С тех пор как я переехала к ней, моя дочь питается одними тостами и злаковыми батончиками. Молчание затягивается.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – возражаю я, стараясь сохранять спокойствие.

– Я знаю одно, – отвечает Мэри. – Роуз Голд никогда в жизни не выглядела такой здоровой, как в те пять лет, что ты была в тюрьме.

Я представляю свою подругу на каминной полке, среди ее любимых ангелочков. Она раздета догола, горячий деготь стекает по ее спине меж ангельских крыльев, сделанных из грязных голубиных перьев. Руки Мэри сложены в молитвенном жесте.

– Мы все видели ее во время пробежек, – цедит Мэри сквозь зубы. – Эту девочку снова либо морят голодом, либо травят. Может, она и не в состоянии вывести тебя на чистую воду, но мы все видим. Мы знаем, что ты промыла ей мозги. И если малыш Адам хоть раз чихнет, пока ты за него отвечаешь, я вызову полицию. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься в наручниках.

Пожалуй, в подобных обвинениях нет ничего удивительного, если вспомнить все, через что мне пришлось пройти. Но дело в том, что я действительно ничего не добавляла в еду Роуз Голд. Все это время я готовила на двоих. Если бы я добавила что-нибудь в кастрюлю, я бы и сама отравилась. Даже если моя дочь настолько чокнутая, что боится моей еды, почему она сама себе не готовит?